Нет, Яр, конечно, не привередничал, когда я не справлялась, предпочитая компенсировать недополученное удовольствие от еды хорошим сексом на десерт, но все-таки. За три года нашей совместной жизни он не поджарил даже яичницы.
— Ага, — безмятежно кивает Ветров, — ты же сказала, что не будешь встречать меня ужином. Я подумал, что могу это взять на себя. Ты откажешься? Предпочтешь сразу заняться "делом"?
Я раздумываю всего лишь минуту.
— Не-е-ет, — коварно тяну я, предвкушая это зрелище. — Хочу это видеть!
И почему по выражению лица Ветрова ощущение, будто это я, а не он, угодила в ловушку?
— А это что еще такое?
— Ну… — Яр не то чтобы запинается, потому что не находится с ответом. Он будто дает мне шанс придумать его самой.
Что я там ему говорила вчера?
Я не буду ждать тебя с ужином. Я не буду подбирать для тебя платья.
И то, и другое он решил взять на себя.
Платье небрежно брошено на спинку кресла в гостиной, так, будто его тут забыла какая-нибудь Ветровская любовница. Только он же не самоубийца допускать такой косяк, да? Ну, и опять-таки бирка не срезана, и пакет дорогого бутика будто невзначай выглядывает из-за ножки этого же кресла. Красивое, кстати, платьице — алый нежнейший шелк, тонкое кружево в вырезе, боже, я бы перепутала его с комбинацией, если бы точно не знала — это реально сейчас шьют как платья и носят и в пир, и в мир, и даже на знакомство с будущей свекровью.
Он чертовски дотошен, как и всегда: помимо платья меня ожидает полный комплект “амуниции” от темных чулок до прочих мелочей жизни. Надо же, а вкус у него определенно поменялся в лучшую сторону.
— И как сие понимать? — насмешливо интересуюсь я, встряхивая платье на тонких бретельках. — Я уже говорила, ты мне любовник и все. Ухаживания и все остальное прибереги для другой цели.
— Ухаживания? Какие ухаживания? — Яр так искренне изображает удивление, что мне даже хочется ему похлопать. — Это просто подарок. Знаешь, не слышал, чтобы любовники не имели права их делать.
— Ты наводил справки?
— Разумеется! Ты же знаешь, какие могут быть официальные заявления без подтверждающих их фактов?
Наш разговор все ближе заходит на поле юридических баталий. Нет уж, Ветров, на дождешься, я на это не куплюсь. Сейчас, пока что!
Наверное, правильно было бы сейчас послать его к черту, проигнорировать и платье, и все остальное, просто раздеться и посмотреть, как он после этого посмеет удержаться, но мне не хочется. Пусть себе думает, что я повелась, позволила ему запутать меня в его паутине. В конце концов, это всего лишь платье.
Я верну его Ветрову потом. Когда поставлю точку. А сейчас…
Пусть себе станет элементом нашей прелюдии. В конце концов, не лестницами едиными.
Ветров на самом деле будто написал для этого вечера сценарий. Когда я выхожу из душа с тщательно высушенной головой и в том самом платье — Яр уже почти накрыл на стол. На кухне. И еще одна струна дернута совершенно осознанно.
В его квартире вообще-то можно было потеряться. Я даже иногда смеялась, что, может быть, он проведет мне по ней экскурсию, чтобы я точно подсчитала количество комнат, и хотя бы приблизительно набросала план их расположения.
Но ужинали мы часто на кухне, хотя была даже комната “под столовую”. Просто было ужасно лень таскаться с тарелками куда бы то ни было.
Ох, Ветров, такое ощущение, что я тебя плохо знаю.
И все же…
Я устала. Я хочу расслабиться и получить уже удовольствие от своей жизни.
Я останавливаюсь в дверях кухни, оценивая придирчивым взглядом предлагаемое мне зрелище. Из оного мне предлагается только Ветров — уже избавившийся от пиджака и закатавший рукава одной из своих белоснежных рубашечек.
И не еретично ему в такой рубашке на кухне возиться?
Наблюдать за ним сейчас — будто наблюдать за гепардом в условиях естественной среды. Ветров кажется таким спокойным, таким невозмутимым, и просто возмутительно расслабленным. Только при виде меня он отвлекается от своего занятия. И… Мне нравится, как вспыхивают его глаза. Определенно это платье мне идет. Можно было даже и не смотреться так долго в зеркало.
А еще — Яр уже раскладывает еду по тарелкам.
— Я что, все упустила? — озадачиваюсь я.— И что, я даже не увижу, как бежит по твоей щеке суровая холостяцкая слеза, пока ты чистишь лук?
— Ты терпеть не можешь лук, — хмыкает Яр, переставляя тарелку на стол.
— Это не мешает мне желать не только хлеба, но и зрелищ! — фыркаю я и приземляюсь на выдвинутый для меня стул.
А надо было меньше возиться с феном, Вика! Приспичило выйти с нормальной укладкой? Не хотелось допускать на новом платье ни одной капли воды — шелк этим и испортить можно, ну и вот!
— У нас еще все будет, — мягко сообщает мне Яр, будто ощущая всю степень моего разочарования. Ой, ну не так уж я и расстроилась, что не увидела его с ножом и в фартучке. Вот если бы он только в фартучке был, все остальное сняв — вот тогда да. Вот это было бы обломненько.