Мой бывший бывший-2

— Ни за что, — он чеканит это, втискивая каждое слово между поцелуями, — я не отдам тебя никому. И уж тем более — этому узкоглазому щенку на заклание.

— Какого черта?

Это вопрос не к нему, а ко мне, на самом деле. Какого черта я этому поддаюсь? Ветрову поддаюсь!

— Просто, ты — моя! Помнишь? Нет? Я освежу тебе память! — Он буквально рычит от ярости и... нетерпения! Точно, нетерпения! И глаза у Ветрова так голодно горят, что яснее ясного — он и вправду не собирается останавливаться.

Это была провокация. Грязная, деморализующая, сочиненная на ходу. Он и не намеревался дать мне шанс дать ему отпор, он просто искал повод для всего этого.

И я это знаю…

Только…

Нету совершенно никаких сил сопротивляться. Они кончаются слишком быстро. А какие силы есть в моем распоряжении?

Ох, не спрашивайте.

Господи, как же я больна…

Еще утром я просила его оставить меня в покое. Сейчас же…

Я впиваюсь в него, вгрызаюсь, въедаюсь… В его волосы пальцами. Только посмей снова уйти!

Даже не думает!

Чем ты оправдаешься сейчас, Титова?

Это не ты?

Это не ты впиваешься ногтями в кожу его спины, пробравшись под тонкий джемпер?

Это не ты задыхаешься от жара и выгибаешься телом к нему навстречу, будто умоляя — еще, еще поцелуй, вот сюда, и чуть-чуть пониже…

Не ты?

— Викки... — под его пальцами стремительно разъезжается молния на боку моего платья. Ну, вот и пригодился черный кружевной комплектик. Искры в глазах Яра настолько яркие, что от них загораются за моей спиной те мосты, что еще могли дать мне отступить и одуматься.

Пути назад нет. Не остается. Не было? Не знаю. Я не искала.

Господи, как я его ненавижу.

А себя ненавижу еще сильнее. Столько боли он мне принёс, столько боли будит всяким прикосновением своих раскаленных губ. А я не справилась. Не победила, не уничтожила, не выжгла. Кажется — совсем ничего.

Я ещё съем себя с потрохами за это. Только…

Не сейчас!

Сейчас я — пропала. Без вести. Можно не искать.

21. Ярость и наваждение

Ну давай, девочка, сопротивляйся! Я жду!

Мне хочется разорвать её на части. На самые мелкие клочки, на которые только возможно. Чтобы у неё не было даже мысли ввязываться в игры Эда. Она не будет. Я не дам!

А Такахеда… Этот узкоглазый щенок даже мысли свои в адрес моей жены может уже сейчас скатывать в трубочку и начинать их жрать. Да порезвее, а то я их ему сам в пасть затолкаю, вместе с зубами.

Викки…

Она в моих руках. И у неё нет даже шанса увернуться от того, что так рвется из меня наружу.

Она и не пытается. Почти...

— Перестань, — она вскрикивает это из последних сил, — прекрати сейчас же.

А сама впивается в мои волосы пальцами. Как тогда. Как всегда — когда требовала не останавливаться.

— Не дождешься, — тихо рычу я, вжимаясь лицом в мягкую кожу её живота.

Мой сладкий приз, моя долгожданная добыча. Я слишком долго дожидался этого момента, и я слишком зол на тебя, чтобы щадить.

Глупая девчонка. На что еще она готова пойти назло мне, если она уже почти согласилась спать с этим сопляком?

Удержит она его. Ну да! Конечно. Черта с два.

Сейчас она для него еще и приз в гонке со мной, а разбитый нос сопляк точно воспринял как вызов.

Не-ет. Она — моя. И если мне нужно расписаться на ней, оставить тысячу отметин от своих пальцев на этих стройных ногах — я их поставлю. С запасом. Чтобы и сама она, подходя к зеркалу, вспоминала эту секунду.

Секунду, когда она мне проиграла.

Я не надеялся на отдачу.

Я был уверен — она будет брыкаться до последнего, и этот наш раз будет больше похож на драку, но…

Ее глаза подернуты восхитительной чувственной дымкой.

Она так сладко закусила губу —  от предвкушения, а не от горечи. Мираж. Моя вожделенная мечта, которую я не ожидал получить сегодня.

Будь я “хорошим парнем” — наверное, я бы отступил, дал ей возможность сделать осознанный выбор. Вот только…

Хороший парень? Я? Взаимоисключающие понятия.

Слишком поздно возвращаться к привычным рубежам.

Я не дам ей опомниться. Я растяну это её помутнение.

И мои поцелуи уже давно не поцелуи, это попытки сцеловать с её кожи, отпечатать где-то в подкорке вкус чистого шелка, разбавленного розовым вином. И ничего мне не надо, мой безотказный стимулятор — это Викки, моя Викки, и чем распаленней она будет — тем сильнее эффект.

— Моя, моя, моя девочка, — пришептывают мои губы между поцелуями, будто надеясь опечатать это слово на нежной светлой коже. Чтобы больше ни один сын гейши не протянул к этой женщине свои лапы.

Она задыхается. От нетерпения. От желания. Она хочет меня!

Я пытался продлить прелюдию как мог, но даже ей она уже не нужна.

— Ну же, давай уже… — лепечет эта глупышка, позабыв, что она пыталась сдержать слова. Еще одна маленькая победа. Могла бы не просить. Но в этой просьбе я точно ни за что не откажу.

Раз — и я зарабатываю первый стон. Её стон. Негромкий, но такой сладкий. И сделан первый шаг в никуда, в оглушительную тьму, которой мне хочется задохнуться. И нет никакого грома, никаких землетрясений не происходит, но мир точно встаёт на место. Она — моя. Я — в ней. Так правильно.