— Нельзя не быть параноиком человеку с моим положением, — покачивает головой Кайсаров, — я пока не требую от тебя менять фамилию, отчество, переезжать ко мне и менять жизнь. Но… Позволь тебе помочь, для начала. Тебе, маме, Маше… Сама понимаешь, возможности у меня имеются.
— Пока не требуешь? — я многозначительно хмыкаю. — У меня нет слов, чтоб описать, как же это "пока" обнадеживает, Дмитрий Алексеевич.
По красноречивому взгляду, устремленному мне в лоб, я понимаю, что Кайсаров прекрасно видит, что именно мне досталось от него. Мой дивный характер, разумеется! И кому как ни “папочке” им наслаждаться?
Широким шагом на веранду входит Влад. Это оказывается очень вовремя. А то я уже реально начала раздумывать — может, сменить гнев на милость и согласиться на сближение с Кайсаровым? Ну, хотя бы на раннем этапе…
К своему удивлению я вижу, что физиономия у Владислава Каримовича чрезвычайно довольная. Светится от радости как прожектор. Утаскивает у меня из-под носа так соблазнительно смотрящую на меня мини-брускетту и целиком утрамбовывает её в рот.
— Все, Викки, все, — он улыбается мне, приподнявшейся в кресле при виде него, — теперь эта сволочь у меня не вывернется.
— Расскажешь? — я сама ловлю себя на том, что на блюдечко с оставшимися маленькими бутербродиками, стоящее неподалеку от ладони Влада, посматриваю ревниво. А ну как он продолжит свой фуд-рэкет?
— Сначала я его прижму, — Влад скалится во все свои тридцать два зуба, а потом поворачивается к Кайсарову, — Дмитрий Алексеевич, может, у вас найдется пара толковых ребят? Я своих толковых оставил охранять моего братца. А мне очень нужно иметь при себе кого-то внушительного. Разумеется, дело касается Вики. Иначе б я и не просил.
А вот этой бесстыжей морде просить помощи у Кайсарова вообще не зазорно. И он её получит, никаких сомнений нет...
Влад
— Вам назначено, Владислав Каримович?
Надо же… Старик меняет своих секретарш как галстуки, неизменно выбирая самых смазливых и молоденьких. Но даже это дивное создание с оленьими глазами смотрит на меня, прекрасно зная, кто перед ней стоит.
Кажется, я по-прежнему пользуюсь “горячей любовью” отчима, и мою фотографию до сих пор показывают каждой кандидатке на должность личного ассистента старого мудака и объясняют, что вот этот вот тип — самая длинная заноза в седалищном нерве хозяина этой фирмы. С ним не любезничать, переговоров не вести, кофе предлагать исключительно с цианидом, чтобы точно взяло.
Приятно, черт побери, таковой занозой оставаться.
— Нет, мне не назначено, но ты найдешь для меня окошко, — мой взгляд мажет по бейджику на лацкане пиджака девушки, — Маргарита. Потому что объективно ты не можешь меня не пустить. У меня десять процентов акций этого агентства, да не простые, с привилегиями. Я имею право на встречи с Олегом Германовичем даже без назначения.
— Да, я знаю, — лепечет тем временем Маргаритка, ежась и косясь за мое плечо, — н-но…
— Это моя охрана, — невозмутимо вру я, тем более, что проверить она не может, а ни один из двух “одолженных” мне Кайсаровым представляться не торопится, — ты представляешь, Маргаритка, на моего брата вчера было совершено покушение. Три ножевых. Я решил, что пока не найду виноватых — похожу с охраной. Везде. Только в туалет они со мной и не ходят, но это, я думаю, зря. Надо и туда.
По завещанию, кстати, оставленных мне акций было всего пять процентов. Вторые были отписаны нашему младшему. Мать при написании оного, видимо, предполагала, что общее дело может сплотить. Меня, Яра и… отчима. Что он выступит для нас в качестве ментора — как он и обещал, пока вешал ей лапшу на уши. Ментор, ага…
Жаль, что она так и не поняла, что этот мудак нас с Яром ничему толковому научить не может.
Мать терпеть не могла семейных склок, вот только мои отношения с её новым мужем не сложились с самого первого дня, а отношения с Яром старый хрыч испортил сам. Весьма осознанно.
А мама до последнего надеялась нас всех помирить. Ох, мама… Такая умная в деловых вопросах, такая мечтательница в семейной жизни.
Яр расплевался с отцом настолько, что вообще отписал мне эти идиотские акции, потому что я просто попросил. За какой-то символический бесценок.
А я попросил, потому что очень хотел сохранить за собой вот это вот право зайти в кабинет отчима с ноги, и перед тем часом, когда я прижму старого мудака к ногтю — воспользоваться им.
Хотя он пытался всеми возможными законными средствами избавиться от меня. Как он только ни пытался провернуть перекупку через третьих лиц… А для незаконных я его, видимо, недостаточно бесил.
— Я не могу вас пропустить всех, — девочка отчаянно старается сопротивляться моему напору, — меня уволят.
— Тоже мне, беда, — фыркаю я, вытягивая из кармана визитницу и опуская перед девушкой светлый прямоугольник с контактами моего агентства, — уволят — позвони мне. Я плачу лучше Олега Германовича. И не имею моды распускать руки.
Цветочек.