Мои Белые Боги

А потом они втроем принялись создавать швейную машинку. Выслушав общую задумку, Аорон изменил форму стола: появился проход сбоку до середины стола с одной стороны и с другой стороны. Стол стал похож на заглавную русскую букву «Н». На столешнице появилась синяя линия. На нее Саша положила два отреза ткани. Игла ходила снизу туда-сюда, туда– сюда, оставляя после себя маленькие пустые дырочки. Они позвали Отику и начался мозговой штурм. Лучшие умы этого мира изобретали швейную машинку. Нужно было сделать петлю. Нужно было, чтобы понятный людям механизм сделал петлю, и это оказалось той еще задачкой. У Саши быстро разболелась голова, потому что Аорон создавал иллюзии – варианты швейного механизма и разных его частей. Отика прямо на иллюзиях предлагал исправления, дополнения или вовсе новые элементы. И все это быстро мелькало, сменялось. Имевшаяся в памяти Саши модель швейной машины не нравилась вестникам, так что очень скоро она перешла в зрительный зал технического прогресса.

Минут через десять отчаянных попыток вникнуть или хотя бы не потерять общую логику рассуждений и по рукам Аорона пробежал синий, мягкий ток и вошел в каменный стол. Вестники предложили повторить эксперимент. Саша положила на синюю линию два отреза ткани и чудо свершилось. Игла ходила туда-сюда и соединила отрезки между собой. Ей очень захотелось поделиться этим радостным событием с Грисом, она подняла голову и поискала взглядом. Перед Грисом вертелась Илия, успевшая скинуть плащ, остаться в едва прикрывающей грудь повязке и красной юбке! Той самой, сшитой вот этими руками юбкой она махала возле Гриса и строила глазки и водила плечиком и чувственно улыбалась. Она соблазняла его. А вокруг стояли все эти полузнакомые женщины и улыбались и поддакивали. Украли еще не моё.

Вдруг Аорон резко одернул Сашину руку назад, игла едва оцарапала кожу.

– Надо поставить контроль скорости, – сказал Аклос.

– И ограничитель на тепло. Работа требует осторожности. Покалечатся. Ты в порядке, Саша? – спросил Отика.

Аорон не отпустил руку, наоборот сжал ее сильней и проследил за Сашиным взглядом, чтобы уколоть больнее иглы: – Все любят Гриса, а Грис любит всех. Но ты не волнуйся: у тебя конкуренток нет.

Что такое самообладание хорошо понимаешь, когда оно тебя покидает, а еще лучше понимаешь потом, когда оно снова вернулось. Саше захотелось уйти, примитивнейшим образом оттаскать стерву Илию за волосы и что-нибудь разбить об пол. Что-нибудь эффектно бьющееся, разлетающееся на тысячу осколков, чтобы незнакомая тоскливая горечь отступила, схлынула, заткнулась. Саша потянула руку, а Аорон снова сжал ее и с нахальным любопытством заглянул прямо в глаза так глубоко, что пяткам щекотно стало.

– Посмотри Аклос на любимых твоих людей. Посмотри как легко поднимается в них гнев, как быстро загорается ненависть. Они могут только хотеть и требовать. Моё. Моё. Моё!

– Отпусти руку, – процедила Саша.

– А что ты сделаешь? Что ты можешь слабая, человеческая…

Саша не стала дослушивать. Пусть это и было сказано легким полушутливым тоном. Ее удивляла сила поднявшейся злости со вкусом жажды справедливости и загнанности в ненавистный угол и она сама толком не помнила и не понимала, как впилась зубами в руку Аорона, да так сильно, что почувствовала привкус крови на губах и тут же, испугавшись, что сильно поранила Аорона, выпустила «добычу». Он слегка поморщился и оглядел руку. На краю ладони виден красный след от зубов и две малюсенькие капли крови. Аклос и Отика смотрели на Сашу спокойно, оценивающе, с тем недоумением, которое никак нельзя совместить с реальностью. Человек не мог напасть на вестника, не должен напасть ни под каким «соусом».

– Может она голодная. Голод вызывает у людей раздражение. Ты голодна, сэвилья? – на полном серьезе спросил Отика.

– Да вы в своем уме? Я попросила отпустить руку, он отказался и сказал: – Что ты вообще можешь сделать? И я укусила. То есть кусаться было не лучшим решением, но он сам напросился. При чем тут голод?! – последняя фраза получилась громкой. На квартет изобретателей оглянулись все присутствующие в мастерской.

– Хочешь, чтобы все люди были такие? – прошептал Аорон, – неуправляемые, дерзкие, возомнившие себя богами. Пусть размножаются, и хватит с них.

Аклос сказал: – Всё хорошо. Поешьте, как следует, и продолжайте работу. Нам пора лететь.

То есть вестники просто встали на серебристые доски и как ветром сдуло. Саша осталась с ощущением недосказанности и задумчиво трепала прошитую тряпочку, пока всё делалось само собой. Женщины-сэвильи накрыли стол, появились вяленые и жареные червяки и фрукты. Ели стоя, стульев в мастерской пока не было. Одна тарелка осталась нетронутой и ждала Сашу. Несколько раз кто-то из сэвилий громко позвал: – Пора есть! Все идем к столу!

Всё без толку. Новенькая словно оглохла. Илия дожевала второй кусок мяса, вздохнула, отодвинула тарелку и пошла тормошить новенькую.

– Пошли есть, Саша, – важно сказала она, – потом захочешь, а взять будет негде. У нас работы очень много: проверить, почистить, приготовить, мы не можем ждать…