Могусюмка и Гурьяныч

У лавок-шатров зазывают покупателей.

— Эй, бабай, гуляй сюда, товар дешевый! — орет, обращаясь к башкирину-старику по-русски, купец-татарин в халате. — Кумач, ситцу, сукна дешевый.

Под рогожным навесом у бревенчатой булавинской лавки примостился продавец каслинского литья. Большие чугунные котлы, тонкие и легкие кумганы, сковородки, рукомойники, чугунки.

— Эх ты, вот это товар, звенит... Звенит, язви его! — щелкнул пальцем по чугуну мужик.

— Касли! — с восхищением подтвердил башкирин.

— Якши, бик якши, — уговаривала мужа башкирская старуха, выбирая котел.

У высокого крыльца магазина толпятся дочери и жены башкирских богачей. Они ждут мужей и отцов с обновками. Лица женщин полуприкрыты шалями по-татарски. Яркие коралловые нагрудники с крупными опалами в ажурном серебре пестреют из-под распахнутых камзолов, отороченных галунами. Смуглые полные шеи обвиты янтарными ожерельями, бусами.

Женщины терпеливо ждут. По обычаю им не полагается входить в лавку.

В магазине полки ломятся от товаров.

Захар и Санка отпускают покупателей. Грубые, простые сукна, синие, темно-красные, белые, работы московских сукновален, разложены на прилавках. Ситец, сарпинку, азиатскую выбойку, парчу — богатым невестам на сарафаны, китайку, связки дешевых кораллов, сахар, сушеные сласти, посуду продает сегодня Захар Андреич.

Башкиры толпились подле Санки. Один покупает, остальные сосредоточенно наблюдают. А сам хозяин отпускает товар своим знакомым из околозаводской деревни Низовки. Сегодня приехал оттуда с женой Акинфий, деревенский богач. Сорокалетняя Васса и сам Акинфий красны лицами и очень довольны, что покупают в таком хорошем магазине.

— Ну-ка, другую штуку покажи, — тем временем просит Санку покупатель-башкирин.

Приказчик кидает на прилавок кусок бухарской выбойки. Покупатель потрогал ее, но, видно, остался недоволен и стал опять смотреть на полку.

— Еще выше товар бери, — просит он.

Торговцы втолковывали башкирской бедноте, что лучший товар лежит на верхних полках. А когда приметили, что башкиры верят этому, стали заранее складывать дешевые материи повыше. То же делал и Санка.

И сейчас он снял с самого верха штуку дешевой ярославской сарпинки.

— Вот да, уж хороший товар, — башкирин даже прищелкнул языком от восторга.

— Какой же, товар — высший сорт! Сколько тебе?

— Кто же знает! Тебя спросить хотим, уж, пожалуйста, скажи нам, бабе-то сарафан шить надо.

— Если шить по-вашему, то пятнадцать аршин взять надо. Ну, мерить, что ль?

— Деньги-то много ли платить?

— За аршин по гривеннику, — накинул по две копейки Санка.

В магазин вошли две покупательницы в салопах.

— Здравствуй, Захар Андреевич, здравствуй, Александр Иваныч.

— Милости просим...

— Чайку бы нам...

— Чайку, сказывают, привез Захар Андреич?

Пока приказчик ходил за чаем, Захар показал покупательницам разные товары. Санка возвратился со стофунтовым цибиком на плече.

Распаковывание цибика с чаем было целым событием. Такое зрелище устраивалось только для жен лучших заводских мастеров или для главных служащих конторы, для богатых крестьян, купцов.

Санка разрезал на прилавке кожу и камышовое оплетение. Сверху в цибике на тончайшей китайской бумаге насыпан цветочный белый чай для запаха. Санка захватил его в горсть и поднес покупательницам.

— Кому такого чайку, пожалуйте....

— Ох, и пахучий! — воскликнула дебелая молодица. — Отродясь не нюхивала. Почем же такой, Захар Андреич?

— Два с полтиной фунт, Матрена Федоровна.

— Ах, дорогой!

— Прямо из Китая бухарцы привезли. Чаю такого у нас в заводе еще не пивали.

— Да уж отвесь полфунтика, Александра Иваныч, — сказала покупательница постарше и поджала губы.

В это время на улице раздался крик, и мимо лавки побежал народ. Вскоре покупатели кинулись наружу, оставляя на прилавках покупки. Следом за ними вышел на крыльцо Захар вместе с Акинфием и его женой. Санку оставили в магазине. Народ сбегался к перекрестку. Из-за изб выезжали казаки.

— Разбойников везут!

На первой телеге ехали связанные веревками Могусюм и Хибет.

— Могусюмку схватили!

— Скажи, пожалуйста! В самом деле Могусюмка попался, — удивился Булавин. — Что за чудо!... Как же это его словили?

— Вот когда он попался, тварь! — злорадно проговорил Акинфий, скаля свой щербатый рот.

— Разве у тебя с ним счеты? — спросил Захар. — Ведь Могусюмка около вашей деревни никого не трогал?

— Мало что не трогал. Всех их надо в куль да в омут!

— Тебя слушать, так ты сам бы рад, кажись, придавить его.

— А что же смотреть! Надо будет, так и придавлю, — весело сказал Акинфий, сжимая кулак. Кулак у него был увесистый, и сам Акинфий, несмотря на годы и невысокий рост, крепок, как медведь.

Казаки отгоняли толпу.

— Не напирай! — размахивал плетью Востриков.

Акинфий схватил камень с земли и запустил в телегу.

— Разбойная морда! — заорал он.

Медведев приказал проезжать базар поскорее. Возницы захлестали кнутами, телеги покатили быстрее, казаки конвоя зарысили.

Захар отошел. Он заметил двух башкир, которые о чем-то шептались, показывая друг другу глазами на вороного коня, на котором ехал есаул.

— Хороший конь, хороший конь, — разобрал Захар их слова.