Могучая крепость (ЛП)

Клинтан также не упустил возможности рассказать о горстке черисийцев, переживших Фирейдскую Резню. Их было немного — на самом деле, всего семеро — и каждый из них был трясущейся физической развалиной, жаждущей «признаться» в чём угодно, даже зная, что их сожгут, если только это положит конец ужасу, в который превратилась их жизнь. И так они и сделали — признались во всех мыслимых ересях и извращениях. Провозгласили своё поклонение Шань-вэй, свою ненависть к Богу, договоры, в которых они сознательно продали свои души Тьме.

На фоне этого, «доказательства» того, как глубоко проникло отступничество черисийцев, этого самопровозглашённого «доказательства» еретических мерзостей Церкви Черис и того, как она продала себя злу, долгожданное объявление Священной Войны Великим Викарием было почти второстепенным вопросом. Никто не ставил это под сомнение, точно так же, как никто не поднял голоса против Клинтана и «Группы Четырёх» в Храмовых Землях. Больше нет. Не осталось никого, кто осмелился бы поднять его.

И всё же, даже если не было возмущённых голосов, ходили слухи, шепотки, что «зачистка» Великого Инквизитора была менее полной, чем он рассчитывал. Несколько семей осуждённых викариев таинственным образом исчезли, и то же самое сделали десятки семей епископов и архиепископов. Никто не знал, скольким удалось избежать сетей Инквизиции, но тот факт, что хоть и немногим, но кому-то это удалось, ослабил всемогущую ауру железного кулака Клинтана.

Конечно, были встречные слухи — шепотки о том, что чудесное спасение пропавших семей было доказательством влияния Шань-Вэй, доказательством того, что они действительно были её приспешниками. Что только Мать Тьмы могла вырвать их из рук Инквизиции. У людей, сидевших за обеденным столом Кайлеба и Шарлиен, не было никаких сомнений в том, кто несёт ответственность за эти шепотки. Никто также не сомневался, что одна из причин, по которой они были созданы, заключалась в том, чтобы дискредитировать любые показания, которые могли бы дать эти беглецы, если бы они когда-нибудь добрались до безопасности в Черисийской Империи.

— Простите меня, — мягко сказал Вейгнейр через мгновение. — Этот ужин должен быть праздником. Я прошу прощения за то, что омрачил его.

— Милорд, это не вы омрачили его, — сказала ему Шарлиен. — Все мы знаем, кто сделал это, и я боюсь, что мысли о том, что произошло в Зионе, никогда не покидают никого из нас.

— И не должны, — резко сказал Кайлеб. Они посмотрели на него, и он яростно замотал головой. — Этим ублюдкам придётся за многое ответить, и мы обязаны перед всеми их жертвами помнить, что дело не только в том, что они сделали — или пытались сделать — с нами. Вот что они делали со всеми, кто осмеливался встать у них на пути!

— Да, Ваше Величество, это так. — Вейгнейр печально покачал головой. — Все наши священники сообщают, что к ним обращались прихожане, отчаянно пытающиеся понять, как вообще «Группа Четырёх» могла совершать такие действия «во имя Господа». Мы пытаемся утешить их, но правда в том, что никто из нас сам этого не понимает. — Он снова покачал головой. — О, да, умом мы понимаем. Но внутри? Эмоционально? Где находится наша собственная вера в доброту и любовь Бога? Нет.

— Это потому, что ты действительно веришь в Божью любовь и доброту, Хейнрик, — сказал Серая Гавань. — Я не знаю, во что — если вообще во что-то — действительно верят Трайнейр и Мейгвайр, но я думаю, что мы все увидели, во что верит Клинтан. В лучшем случае он верит исключительно в свою собственную силу; в худшем случае он действительно верит в какое-то чудовищное извращение Бога. И в любом случае он готов на всё, чтобы достичь своих целей.

— Боюсь, вы правы. — Вейгнейр вздохнул. — Но это не даёт большого простора для утешения тех, кто напуган и сбит с толку. Всё, что мы можем сделать, это призвать их молиться, доверять Богу и помнить о долге всех добрых и благочестивых людей противостоять злу, где бы оно ни находилось… пусть даже это оранжевая сутана викария. Боюсь, это может быть слабым утешением, независимо от того, насколько сильна чья-то вера. И особенно для тех, кто остаётся в неведении о судьбах своих близких… таких, как отец Пейтир.