Я закидываю орущую тушку Джека землей, а он отчаянно сопротивляется. Каждый раз, когда он пытается привстать в могиле, я бью его острием лопаты прямо в морду. С каждой новой порцией земли он кричит и ревет все громче и громче, но чем больше лопат я сую ему в рожу, тем меньше у него остается сил на борьбу. Устав от его бесконечных предсмертных причитаний, я прицеливаюсь в его покрытый грязью и кровью рот и резким рубящим движением попадаю между зубов: кусок языка Джека пулей вылетает из могилы, а самая прозорливая ворона подхватывает его, еще дергающийся, прямо в воздухе и уносит подальше от своих товарок; те, беснуясь, бросаются за ней в погоню с каркающим свистом. Агония Джека продолжается недолго – земля сдавливает его пружинящую, как батут, грудь непосильным грузом, забивает нос и рот, и совсем скоро его тело перестает издавать звуки, а затем пропадает из виду.
Я заканчиваю ближе к полуночи. Отряхиваюсь, прислоняю лопату к дереву и разминаю руки. На обратном пути к каморке я прислушиваюсь к обгоняющему меня ветру – он пересчитывает количество могил. Сообщает: уже двадцать восемь. Я останавливаюсь и окидываю потерявшим с годами остроту взором все то, чего мы достигли с ним вместе.
Ах, мое маленькое и уютное кладбище…