Могильник

От полноты чувств я пообещал Эду, что до того, как он закроет бар, я обязательно загляну к нему поболтать напоследок.

Если учесть, сколько я влил в себя, мне полагалось быть мертвецки пьяным. Но я был трезв как стеклышко. Только страшно подавлен.

Я пошел было в редакцию, но на полпути решил, что идти мне туда незачем. До конца работы оставался какой-нибудь час, а то и меньше, и в это время дня, когда основной материал уже сдан в производство, делать мне там нечего. Я мог, правда, написать две-три статьи, но сейчас у меня был не тот настрой. И я решил поехать домой. Сегодня уж я побездельничаю, а статьи напишу в субботу или воскресенье.

Поэтому я пошел на стоянку, путем сложных маневров вывел машину на улицу и не спеша покатил домой, старательно соблюдая все правила уличного движения, чтобы меня не засек какой-нибудь полицейский.

8

Я въехал во двор и, свернув за дом, поставил машину на площадку, отведенную под стоянку.

Здесь, за домом, было очень тихо и, прежде чем покинуть машину, я немного посидел в ней. Пригревало солнце, и здание, огораживая площадку с трех сторон, не пропускало сюда ни малейшего ветерка. У одного из углов дома рос чахлый тополь, и сейчас в своем наряде из красно-желтых листьев он сверкал под солнцем точно дерево земли обетованной. Дремал убаюканный солнцем и временем воздух, и мой слух уловил постукивание когтей бежавшей по дорожке собаки. Вслед за этим появился и сам пес. Увидев меня, он сел и навострил в мою сторону уши. Размером он был с теленка и так лохмат, что напоминал бесформенную глыбу. Он поднял увесистую заднюю лапу и деловито принялся вычесывать блох.

— Здравствуй, песик, — сказал я.

Он встал и затрусил по дорожке. Перед тем как скрыться за углом, он на секунду остановился и оглянулся на меня.

Я вылез из машины и, завернув за угол дома, пошел по дорожке к входной двери. В тишине и пустоте вестибюля эхом отдавался звук моих шагов. В почтовом ящике оказалось два письма и, засунув их в карман, я стал медленно подниматься на второй этаж.

Первым делом я немного вздремну, сказал я себе. Я ведь встал очень рано, и это уже давало себя знать.

Перед моей дверью в ковре по-прежнему зиял полукруглый вырез, и, остановившись, я в недоумении уставился на него. Я о нем почти забыл, но сейчас моя память в секунду восстановила картину ночного происшествия. При виде этой дыры в ковре меня пробрала дрожь, и я стал рыться в карманах в поисках ключей, чтобы поскорее войти в квартиру и отгородиться от этого полукруга.

Очутившись в квартире, я запер за собой дверь, бросил на стул шляпу и пальто и огляделся. Все было в полном порядке. Ни малейшего движения, ни шороха. Ничего подозрительного.

Особого шику в моей квартире не было, но она меня вполне устраивала. Она принадлежала мне одному, и за долгие годы скитаний была первым местом, где я прожил достаточно долго, чтобы уже считать ее своим домом. Я прожил в ней шесть лет, и мы с ней притерлись друг к другу. У одной стены стоял мой шкафчик с оружием, в углу — приемник, а значительную часть комнаты, выходившей окнами на улицу, занимал набитый книгами чудовищного вида шкаф, который я смастерил своими собственными руками.

Я прошел на кухню и, заглянув в холодильник, нашел там томатный сок. Налив себе стакан сока, я присел к столу, а когда садился, в кармане у меня зашуршали письма, и я вытащил их. Одно было из Союза журналистов, и я понял, что это очередное напоминание о необходимости уплатить взносы. Второе — от какой-то фирмы с длинным, многословным названием.

Это письмо я вскрыл и вытащил из конверта один-единственный листок бумаги.

«Дорогой мистер Грейвс, — прочел я, — ставим вас в известность, что на основании статьи 31-й мы аннулируем ваш договор об аренде квартиры № 210, „Уэллингтон-Армз“. Срок вышеуказанного договора истекает 1 января будущего года».

Ниже стояла неразборчивая подпись.

Все это было крайне подозрительно, потому что лица, пославшие письмо, не были владельцами дома. Дом принадлежал Старине Джорджу Уэберу, который жил на первом этаже в сто шестнадцатой квартире.

Я было поднялся, чтобы броситься вниз и, взяв Старину Джорджа за горло, потребовать у него объяснений. Но тут же вспомнил, что Старина Джордж и миссис Джордж отбыли в Калифорнию.

Быть может, подумал я, Старина Джордж на время своего отсутствия передал этим людям ведение дел по дому. А если так, то произошла какая-то ошибка. Ведь мы были приятелями — Старина Джордж и я. Он никогда бы не вышвырнул меня из квартиры. Он то и дело тайком пробирался ко мне, чтобы опрокинуть рюмку—другую чего-нибудь покрепче, и каждый вторник мы вечером перекидывались с ним в картишки, а почти каждую осень вместе ездили в Южную Дакоту стрелять фазанов.