Могила Таме-Тунга

Выздоровев, я решил стать серингейро[10]. Вы помните годы, когда компании дрались за каучук, точно голодные крысы? Помните? Тогда очень многие уходили в сельву и во снах видели себя миллионерами. Я нанялся у вербовщика и попал на серингаль некоего Ксавье де Кони. Этот Ксавье оказался сущим дьяволом. Людей он ценил не дороже ореховой скорлупы. О, если бы деревья в сельве могли говорить! Как много рассказали бы они о людях, которые в горячке пили жидкий каучук, чтобы утолить жажду, о тех, кого бросали на съедение муравьям за то, что они не смогли собрать проклятые пять кинталей гевеи![11] Сколько этих несчастных осталось в сельве! Этого никто никогда не узнает!

О, сеньор Руи, глаза Фесталя видели слишком многое. Можно бы и поменьше…

Проработав на плантации около года, я оказался должен Ксавье де Кони пять тысяч крузейро. В одну из темных ночей я бежал. Проплутав по сельве несколько дней, голодный и одичавший, я попался в руки охраны.

Ксавье де Кони собственноручно бил меня плеткой, а потом послал собирать гевею.

Я был молод, кровь играла в моих жилах, в Сантарене меня ждала Симина — через месяц я снова убежал. На этот раз я проблуждал по лесу целых двенадцать дней, пока меня подобрала охрана, так как я больше не мог двигаться…

За это время мой долг возрос до шести тысяч крузейро. Каким-то образом Ксавье узнал, что у меня есть невеста, ради которой я и собирался разбогатеть. Когда меня привезли на серингаль, он засмеялся и объявил, что займется моим лечением, избавит от дурной привычки бегать к невестам.

Мне подсыпали в еду снотворное. И ночью увезли на лодке на маленький островок в нижнем течении реки.

Оказывается, меня привезли в колонию прокаженных индейцев и кабокло. На следующую ночь я проплыл по воде четверть лиги и добрался до берега. Наконец-то я был свободен! Я хотел сразу же повидать Симину, чтобы приободрить ее, но раздумал. Я добрался до Манауса, пришел к врачу и честно заявил, что несколько часов находился среди прокаженных. Меня отправили в лепрозорий.

Здесь-то я и заразился проказой. Ксавье де Кони действительно умел лечить людей от побегов…

В лепрозории я пробыл около трех лет и, представьте, выздоровел. Это, кажется, был единственный случай выздоровления за последние двадцать лет. Я опять оказался на свободе. Но в каком виде! Вы можете теперь судить сами, сеньор Руи.

Вот когда я снова вспомнил Ксавье де Кони. Умнейшая голова! Он понимал, что с таким лицом я не мог показаться к невесте. Знакомый аптекарь рассказал мне, что в Рио живет какой-то профессор, который умеет делать сложнейшие операции на лице. Если хотите, может пришить новый нос, губы, заштопать любую дырку на щеке так, что не останется никаких следов. Только операция стоила больших денег. Вы теперь понимаете, сеньор Руи, почему мне нужны деньги из могилы индейского вождя? Десять лет немалый срок, а если к нему прибавить и три года, проведенных в сельве и лепрозории, то и совсем многовато. А бедная Симина ждет меня, я знаю, ждет. В Манаусе у меня уже кое-что лежит в банке, но этого слишком мало, чтобы заплатить профессору за операцию. Очень мало.

Руи с интересом смотрел на Фесталя. С такой страстной верой в возможность счастья мог говорить либо одержимый, либо сильно любящий человек.

— И ты никогда больше не встречался с этим Ксавье? — спросил Руи после довольно продолжительного молчания.

— Позже я узнал, что Ксавье де Кони неожиданно оставил серингаль, в спешке, видимо, забыв оставить своим серингейро маниок и одежду, и сам уехал на барже с добытым каучуком в Манаус. Там он его выгодно сбыл какой-то компании и, говорят, завел в Рио свое дело.

— А если ты сейчас встретишь этого Ксавье? Как ты с ним поступишь? — допытывался Руи.

Фесталь прикрыл глаз, имеющий веко, и задумался.

— Мне что за дело! Пусть его живет. Пользы не будет, если я совершу убийство.

— Но ведь по вине Ксавье ты стал уродом? — В голове Руи никак не укладывалось такое сочетание сильной страсти и ненависти с непротивленчеством.

Фесталю явно не хотелось отвечать на вопрос Руи, и он перевел разговор:

— Сельва делает человека жестоким и подлым. Поживите, сеньор Руи, в сельве и увидите, что из вас получится. Люди в сельвасах дичают, как лошади в пампе.

Каучук делает страшные вещи. От его запаха люди сходят с ума и забывают о том, что они люди. Возьмите хотя бы меня. На фазенде в Сантарене я был добрым и честным парнем, а сейчас… Я знавал еще одного парня-вербовщика, который был куда похлеще Ксавье. Он хватал людей, как баранов, будь то женщина или ребенок, и отправлял их на плантацию. Обычно из партии в двести человек на серингаль приходило, в лучшем случае, половина. Вот это была работка!

Руи же еще раз повторил свой вопрос. Фесталь подумал немного:

— Вы хотите знать, что бы я сделал, если б опять повстречался с Ксавье де Кони?

Может быть, я попытался бы упрятать его на тот же островок, а впрочем… я никогда об этом не задумывался. Вы мне не верите? Ну хорошо, не буду вас томить.

Я встречал Ксавье и не один раз…

— И молча проходил мимо этого разбойника? — удивился Руи.