Могила галеонов

— Вы проявили недостаток воспитания, придя в дом джентльмена и обвинив его без всяких доказательств в покушении на убийство, — заметил хозяин, тщательно подбирая слова.

— Вы проявили недостаток здравого смысла, оскорбив человека и дав ему право вызвать вас на дуэль, — отвечал Грэшем. — На дуэль, которую вы проиграете. Так что ваше замечание может стоить вам либо жизни, либо чести.

Сесил теперь понял свою ошибку. При дворе никто не будет возражать против права Грэшема послать ему вызов после его последних слов. Если он, Сесил, согласится принять вызов, то потеряет жизнь, а если откажется, потеряет честь.

— К счастью для вас, — продолжал Грэшем, — сейчас для меня некстати убить или обесчестить сына королевского обер-секретаря. — Если Сесил и почувствовал облегчение, он не показал этого.

Грэшему действительно следовало вести свою игру очень осторожно. Сесил был ему симпатичен так же, как ведро с отбросами, но тот являлся первым претендентом на власть при ее естественной смене в стране. Он вполне мог стать главным лицом после ухода из жизни его отца и Уолсингема. В мире политики было даже не так уж и важно, если Сесил действительно пытался убить Грэшема. Важно было узнать, для чего это делалось, и сделать так, чтобы он больше не делал этого. При таких условиях возможным становился даже союз между этими двумя людьми. Но Грэшем пока не знал правды о своих врагах. И если он первым делом пришел к Сесилу, то не потому, что подозревал его больше других, а потому, что из всех подозреваемых доступен ему был только Сесил. Войти в его относительно скромный дом было гораздо легче, чем в дома Бэрли, Эссекса, Лейстера, тем более во дворец. Наступило время для серьезного разговора. Даже если Сесил действительно пытался его убить, Грэшем не сможет установить этого сейчас. Он может пока только создать защитную систему на случай будущих попыток в том же роде. Грэшему следовало сейчас расставить ловушки на всех тропах, по которым может пройти зверь, хотя сам он больше напоминал дичь, чем охотника.

— Мы живем в трудные времена, Сесил, — сказал он.

— Вот как? — В тоне собеседника теперь сквозила легкая насмешка.

— Вы сами сейчас можете или сделать карьеру, или упасть с высоты. Ваш главный соперник в борьбе за королевские милости — граф Эссекс Можно сказать, красавец и чудовище. — При этих словах Сесил напрягся, но промолчал. — Или точнее говоря, — пояснил Грэшем, — человек из древнего дворянского рода против выскочки. Ведь при всем богатстве и власти вашего отца у вас ведь нет благородного происхождения.

Грэшем отметил, что Сесил помрачнел, услышав его слова. Выходит, он нащупал его слабое место, которое в дальнейшем можно использовать.

— Это вовсе не инсинуации против сына первого королевского министра, — сказал он. — Зачем мне так рисковать? Это уж так, к слову пришлось. Но у меня есть и еще о чем поговорить с вами.

— Например?

— Ваш достопочтенный отец впал в немилость, ведь по его инициативе королеве Марии Шотландской вынесли смертный приговор. Королева Елизавета утверждает: ее министры действуют самовольно.

— Сплетни. Пустые придворные сплетни, — спокойно ответил Роберт Сесил. — Если бы вы чаще бывали при дворе, знали бы, чего стоит вся эта болтовня.

— Я рад, если так, — ответил Грэшем с наигранным облегчением. — Ваши власть и влияние незыблемы. Что до меня, меня кто-то уже пытался убить и этот кто-то не стремится себя обнаружить. Поэтому мне нужно некоторым образом обеспечить свою безопасность, причем от многих людей сразу, ведь я еще не знаю своих истинных врагов. Мы с вами — разные люди. У меня нет зависимых людей, нет даже семьи, и некому будет обо мне плакать в случае моей гибели.

— Как печально, — заметил Сесил, изобразив на лице выражение скорби. — А вот я могу сказать: уже сейчас, в начале моей карьеры, случись что-то подобное со мной, так многие люди будут даже радоваться.

— Вы не поняли, — ответил Грэшем. — Меня не интересует, будут о вас плакать или нет. Речь о том, что я люблю только себя самого. В этом моя сила. И я слышал, вы любите кое-кого еще, кроме себя. В этом ваша слабость. Если я пойму, что это вы покушаетесь на жизнь самого дорогого мне человека — на мою собственную, тогда мне придется ответить на это, и погибнет человек, которого вы любите.

— А вы, конечно, знаете, что у меня на душе, Генри Грэшем? — насмешливо сказал Сесил.

— Я — нет. Но кажется, красавица Елизавета Брук знает.

Сесил вскочил на ноги.

— Как вы смеете! — заорал он. Дверь отворилась, и в комнату быстро вошли двое слуг, но хозяин сделал им знак не приближаться. Грэшем подумал: Роберт Сесил может попытаться убить его даже здесь и сейчас. Достаточно просто приказать словом или знаком кому-то из его слуг метнуть нож в гостя.

— Кстати, вы ведь не знаете, какие меры я принял на случай, если я не возвращусь отсюда. Лучше не делайте глупостей, ничего хорошего это вам не принесет.