Модус вивенди

— Это, наверное, был один из самых жутких моментов в моей жизни, когда я обнаружил, что у этого ангела внутри, — после короткой паузы проговорил Одержимый. — Мне очень жалко, что тебе довелось с ней познакомиться, — тихо добавил он, погладив меня по макушке и прижав голову к своему плечу. Наверное, помял причёску, но мне совсем не хотелось об этом думать. Причёска сейчас значила меньше всего. — Она страшный человек. Действительно — страшный. Не в том смысле, какой принято вкладывать в это слово, — не так уж велики её возможности по части вредительства и не так уж значительна её власть, — но как антоним внутренней красоте.

— У тебя из-за неё осталось предубеждение к дворянкам? Не удивительно, — пробормотала я, стараясь прижаться к нему ещё крепче. От услышанного стало холодно; не снаружи, внутри.

Тяжело пережить предательство, я это знала на собственном опыте, а уж вот так… Вспомнив болезненно отпечатавшиеся в памяти слова графини, а, скорее, её безразличие и интонации, и помножив результат на сложившееся представление о восприятии Одержимых, я остро пожалела о том, чему совсем недавно радовалась. Что появился Измайлов, и я не успела если не ударить, то по крайней мере от души высказаться.

Но зато теперь я отлично понимала чувства самого Игоря, когда он грозился убить моего первого мужчину. Если бы мне хватило решимости, сама бы, наверное, поступила сейчас также.

— Получается, она до сих пор для тебя… что-то значит? — уточнила я через несколько секунд тишины. И ощутила, как при этой мысли шевельнулось в душе что-то тёмное и недоброе, вскоре опознанное мной как обыкновенная ревность.

— Вернуть утраченную часть души сложно, но её можно… не знаю, как это назвать. Убить, ампутировать. Просто отказаться от её существования. Этот человек как будто умирает — но только для тебя. Это больно, но гораздо лучше, чем оставаться привязанным к… подобному. Всего лишь ещё одна потеря, — на вопрос Одержимый ответил спокойно, и это несколько меня приободрило, несмотря на жутковатую суть сказанного. — Не грусти, меня всё-таки пока рановато хоронить, — усмехнулся он, погладив меня ладонью по щеке. — Сейчас у меня есть ты, а всё это — прошлое. Ведь есть же? — уточнил после короткой паузы, приподнимая моё лицо за подбородок. Неуверенно улыбнувшись, я в ответ коротко кивнула и поцеловала его.

Поцелуй получился долгий, чувственный, но при этом удивительно осторожный. Кажется, мы оба пытались выразить через него что-то, неподвластное словам, и очень хорошо сейчас понимали варов.

А потом в какой-то момент я оказалась сидящей на коленях Ветрова верхом, причём поручиться, что инициатором этой перемены был он, я бы не смогла. Кажется, мысль, что так будет удобнее, посетила обоих одновременно. Юбка бесстыдно задралась, собравшись на талии, но желания что-то исправить не возникло. Не смущали меня и руки мужчины, гладящие мои бёдра и сжимающие ягодицы. Более того, я сама расстегнула на нём рубашку, и от прикосновений к его телу, к горячей гладкой коже, к жёстким чёрным завиткам волос на груди, испытала невероятное удовольствие и прилив такого желания, что на мгновение забыла, как дышать.

Игорь прервал поцелуй, хрипло рвано вздохнул, стиснув меня в объятьях. Обнимая его в ответ, я осторожно прихватила губами мочку уха, очертила языком…

— С огнём играешь, — тихо прошептал Одержимый. — Опять будешь говорить, что веду себя неприлично.

— Так это когда будет, — чувствуя очень непривычную и неожиданную уверенность, весело хмыкнула я. А потом вдруг, совершенно осмелев, тихо призналась: — Хочу тебя. Сейчас.

Больше мы не разговаривали. Игорь шумно втянул воздух ноздрями, и через мгновение мы уже вновь целовались; так жадно, будто в последний раз. И вот именно сейчас мне было безразлично, где мы находимся и насколько всё это неприлично. Я даже не задумалась о том, что мы не дома, что кто-то может зайти сюда, что здесь наверняка есть какие-то охранные системы, и кто-то может наблюдать. Пусть их.

Сейчас мне, — да и Одержимому, кажется, тоже, — это было жизненно необходимо. Желания тела были просто отражениями желаний разума и той самой души, о которой недавно было столько сказано. Хотелось если не выкинуть прошлое из головы, то отодвинуть в дальний угол. Каждой клеточкой тела почувствовать, что здесь и сейчас — нас двое, а то, что было, это просто история, такая же давняя, как первые космические полёты или даже изобретение колеса.