Модильяни

Пикассо, по сведениям Оливье, тоже пользовался гашишем до той самой ночи, когда под его воздействием у него вдруг случился нервный кризис, напугавший его до такой степени, что он навсегда отказался от наркотиков. Чарльз Дуглас рассказывал, что Модильяни всегда был основным действующим лицом таких вечеров. Опьяненный опиумом, он вскакивал и, набросившись на кипы бумаг, лихорадочно покрывал их рисунками, крича: «Я нашел, я нашел свой путь!» Результатом одного такого экстатического состояния стала женская голова удлиненной формы, слегка наклоненная, с длинной лебединой шеей.

Эта история кажется мало похожей на правду. Впереди ждали иные испытания, и, чтобы их преодолеть, маленького шарика опиума было явно недостаточно.

Глава 9 КОММУНА НА УЛИЦЕ ДЕЛЬТА

В первые годы своего пребывания в Париже Модильяни работает с утра до вечера, а часто и большую часть ночи. Благодаря такому напряженному труду он рисовал, как считают, сто — сто пятьдесят рисунков в день. Это были бесконечные и неутомимые поиски своего стиля. Рисунки выполнялись с необыкновенной скоростью, почти мгновенно. По некоторым свидетельствам, когда в 1908 году Модильяни посещал Академию обнаженной натуры «Рансон» на Монпарнасе, он был способен нарисовать «одиннадцать рисунков за четверть часа».

В бархатном пиджаке болотного цвета, с красным шарфом на шее и в шляпе с широкими полями, Амедео часто наведывался в Ла Буте — место встреч настоящих художников и тех, кто хотел казаться таковыми. Среди его ближайших друзей был злосчастный и гениальный Морис Утрилло. На Монмартре жили многие талантливые художники и интеллектуалы (среди них Коро, Берлиоз, Жерар де Нерваль), и все же никто не знал этот холм лучше, чем Утрилло, всю свою жизнь изображавший его стены, дома и улочки.

Многих интересует, что связывало Модильяни и Утрилло? Самый простой и грубый ответ — совместные попойки. Порой они сопровождались безобразными выходками, друзья клялись друг другу в любви до гроба, печать неутоленной тоски и непризнанное™ лежала на силуэтах двух шатающихся пьяниц, затерявшихся в своих смутных фантазиях.

Слабость к спиртному установила между ними прочную связь. Но прочнее всего была взаимная симпатия в истинном смысле этого слова — она и явилась причиной взаимопонимания. Амедео был значительно умнее Утрилло. Возможно, он видел в этом несчастном отражение себя, замечал в глазах бедняка тот же страх перед бесконечными проблемами, которые приносит каждый новый день. Утрилло любил своего итальянского друга, потому что он тоже художник и к тому же почти единственный, кто его не высмеивает. Более того, Амедео, кажется, верит в его талант. Любопытно, что из двух друзей один рисует только пейзажи, исключая из них людей, а другой — только людей и почти никогда пейзажи.

Андре Варне так вспоминает об этой дружбе: «Было горестно видеть их обнявшихся в каком-то неустойчивом равновесии, один еле-еле стоит на ногах, другой тоже вот-вот кувыркнется. Один — безумный любитель виноградной лозы, другой — дегустатор восточного дурмана, который не отказывался и от бокала красного вина. Один — простонародного вида, другой — с аристократической осанкой, но в жалком рубище». Сухо, со своей обычной злой язвительностью Пикассо однажды заметил при виде двух друзей: «Рядом с Утрилло Модильяни уже пьян».

Амедео ценил в Утрилло чистоту и талант. Он чувствовал в нем родственную душу, с которой мог поделиться своими мечтами о покорении Парнаса. Как и Утрилло, Модильяни тоже жил нищенски. Людвиг Майднер, как-то раз пришедший в его мастерскую, поразился несоответствию тоскливого убожества этого помещения и жизнерадостности Амедео. Немецкий писатель сделал вывод, что Модильяни готов воспринимать удары судьбы как знак принадлежности к богеме. Амедео еще относительно независим от алкоголя, но зато много рассуждает о наркотиках: гашише, морфии, опиуме. Делится ощущениями, которые возникают от употребления каждого из них. Часто заговаривает о поэзии и восторгается Габриеле Д’Аннунцио, Леопарди, Оскаром Уайльдом, Джеймсом Уистлером. Он восхищен образом жизни Уистлера в отличие от его произведений. «Я пока еще слишком беден, — говорил он, — и не могу жить так, как они, но мне нравится тратить, не задумываясь».

Майднер этому не удивляется — он пишет, что как только Амедео находил в кармане несколько франков, он тут же предлагал выпить первому встречному. У Модильяни был свой способ устанавливать доверительные отношения с владельцами ресторанов на Монмартре. В начале каждого месяца он, получив перевод из Ливорно, платил им достаточно щедро и даже сверх положенного. Таким образом, получался своеобразный кредит, который к концу месяца превращался в задолженность. Как только долг принимал критические размеры, Амедео исчезал, чтобы в новом месяце начать все заново, но в другом месте — хитрая уловка, придающая его образу определенный шарм.