Модификаты

Я послушалась и, пусть и чувствовала себя немного неловко, пробормотала приветствие и что-то ободряющее, затем приблизилась к кровати и осторожно коснулась кисти роженицы. Она вздрогнула, взглянув так, словно только что заметила мое присутствие, и вдруг вцепилась в запястье с такой силой, что я удивилась, как не переломила мне кость. И тут же пригнув голову к набухшей от молока груди, закричала и закаменела от натуги, пытаясь снова вытолкнуть из себя ребенка. У меня в голове как щелкнул странный переключатель, неожиданно меняя восприятие происходящего, и настигший на подходе приступ призрачной сочувствующей боли стал реальной мукой. Я, сдерживая рвущийся стон, сжала ее тонкую руку в ответ, точно так же напрягаясь, будто мои усилия способны были помочь ей справиться. Схватка миновала, но состояние поразительной связи не исчезло, и процесс полностью поглотил меня. Острые запахи курящихся трав, крови, пота, распевное молитвенное бормотание помощниц, стоны Сиох перетащили мое сознание в некое иное пространство, заставляя ощущать то, чему разум не мог дать определения. Новый крик, неимоверное усилие, волна страдания, разрывающего изнутри, потом еще раз и еще, и, как озарение, мгновенное понимание: что-то идет не так и все плохо. Слишком много крови, бесплодных истощающих усилий, утекающее сквозь пальцы время и истончение самой сущности страдающей рядом женщины. Хотя Сиох держалась за меня что есть сил, а я вцепилась в нее в ответ, она как будто утекала из моего захвата, постепенно слабела и уходила.

— Мы должны позвать дока Питерса, — почти выкрикнула я и, прижав к щеке тыльную сторону ладони еще недавно абсолютно незнакомой женщины, поцеловала ее костяшки, ободряя. — Он поможет, должен помочь.

— Никто не приведет сюда постороннего мужчину, а тем более чужака, — взвилась пожилая дама, имени которой я не знала. — Сделать такое — окончательно разгневать Духов, что и так не благоволят к Сиох и ее потомству.

— Он не просто мужчина, а в этой ситуации совсем не мужчина, он доктор, лекарь, способный оказать настоящую помощь, — возразила я, осторожно, но решительно освобождаясь от хватки измученной Сиох и направляясь к выходу. — Разве вы не видите, что она теряет силы и истекает кровью? Угробить ее хотите?

— Зачатием, рождением и смертью распоряжаются Духи, и в наших силах лишь просить их благословения, но не вмешиваться, нарушая ход предначертанной ими судьбы, — не собиралась униматься упрямая тетка, не обращая внимания на то, что бедную страдалицу опять затрясло.

— Ну так и просите их как можно усерднее, а я пойду за помощью, — огрызнулась я.

— Я не позволю. Никто не позволит. Душа народа, скажи свое слово.

— Вали, при всем моем искреннем уважении к вашим устоям и обычаям, которые я готова чтить и уважать, данная ситуация требует отступления от них и стороннего вмешательства, — посмотрела я прямо на нее, демонстрируя готовность действовать, невзирая на их мнение. С последствиями разберусь позже.

— Это может плохо отразиться на будущей судьбе ребенка… — покачала головой она, впрочем, не слишком уверенно. — Единственный мужчина, кому допустимо вмешиваться в это таинство, лишь тот, от чьего семени был зачат младенец.

— Вот именно, — подключилась упертая баба, и я ее уже в полную силу возненавидела в этот момент. — Уходи отсюда, и пусть все идет своим чередом.

Я никогда прежде не была по-настоящему злобной или агрессивной, но сейчас почувствовала прилив натуральной дикости в себе, и, схватив женщину за плечи с неожиданной и для самой себя силой, отпихнула ближе к Вали и гневно зашептала в лица им обеим:

— Мужчина, от которого это дитя было зачато, — часть вашего Духа-Оградителя. А теперь быстро представьте, каким станет будущее всего вашего народа, если из упрямства и боязни того, чего может и не быть, вы позволите погибнуть и его анаад, и нерожденному ребенку, тогда как существует реальный шанс на благополучный исход для всех. Я видела Агову только что, он на грани безумия даже от понимания, через какие страдания проходит его возлюбленная, а что с ним станет от ее потери?