Модеста Миньон

Тот, кто хочет скрыть свою любовь, может не опасаться ни шпионов, ни овчарок, ни матерей, ни Дюме, ни Латурнелей. Но влюбленный? Это алмаз против алмаза, разум против разума, пламя, вступающее в борьбу с пламенем, это уравнение, все члены которого взаимно уничтожаются. В воскресенье утром Бутша опередил супругу своего патрона, которая обычно заходила за Модестой, чтобы отправиться вместе с ней в церковь, и начал расхаживать возле Шале в ожидании почтальона.

— Есть ли у вас сегодня письмо для мадемуазель Модесты? — спросил он, увидев сего скромного труженика.

— Сегодня, сударь, нет!

— Мы с некоторых пор доставляем изрядный доход правительству! — воскликнул клерк.

— Да, уж могу сказать, — ответил почтальон.

Модеста увидела Бутшу и услышала этот краткий разговор из своей комнаты: в этот час она всегда стояла у окна и, скрытая за решетчатым ставнем, поджидала почтальона. Она спустилась в садик и позвала изменившимся голосом:

— Господин Бутша!

— К вашим услугам, мадемуазель, — ответил горбун, подходя к калитке, которую отворила Модеста.

— Скажите, пожалуйста, уж не считаете ли вы заслугой, достойной женской любви, ваше постыдное шпионство? — спросила девушка, пытаясь сразить своего раба взглядом и осанкой королевы.

— Да, мадемуазель! — ответил он гордо. — Я и не предполагал, что жалкий червь может оказывать услуги звезде, — продолжал он вполголоса. — Но это именно так. Неужели вы хотели бы, чтобы вашу тайну разгадала матушка, господин Дюме или госпожа Латурнель, а не существо, обойденное судьбою и готовое служить вам для забавы, как цветок, который вы сорвали, чтобы бросить его через минуту? Все ваши близкие знают, что вы любите, но как вы любите, знаю только я один. Воспользуйтесь же мной, как сторожевым псом; я буду вам повиноваться, я буду вас оберегать, и никто не услышит моего лая. Я не посмею вас судить. Я молю вас только об одном: разрешите мне быть вам полезным. Ваш батюшка украсил ваш зверинец господином Дюме, посадите туда и Бутшу, и вы увидите, на что он годен, несчастный Бутша, который ничего не просит, даже обглоданной кости.

— Хорошо, я подвергну вас испытанию, — сказала Модеста, желая отделаться от слишком проницательного стража. — Отправляйтесь не медля в предместье Гавра — в Гравиль, и обойдите там все отели, чтобы узнать, не приехал ли из Англии некий господин Артур...

— Послушайте, мадемуазель, — проговорил Бутша, почтительно прерывая Модесту. — Я попросту пойду гулять по берегу моря, — этого будет достаточно, раз вы не хотите, чтобы я был сегодня в церкви. Вот и все.

Модеста посмотрела на карлика с нескрываемым изумлением.

— Да, да, мадемуазель Модеста, у вас нет флюса, хотя вы и подвязали себе щеку платком, да еще подложили под него ваты. А если на вашей шляпе двойная вуаль, то это для того, чтобы видеть, оставаясь невидимой.

— Откуда у вас столько проницательности? — воскликнула Модеста, краснея.

— На вас нет корсета, мадемуазель! Ведь не из-за флюса же вы обезобразили свою талию, надев несколько юбок, ведь не из-за болезни нацепили вы на руки старые перчатки, а на свои хорошенькие ножки уродливые ботинки. Вы нелепо оделись и...

— Довольно, — прервала Модеста. — Чем вы докажете мне свое послушание?

— Мой патрон должен сегодня отправиться в деревню святой Адрессы. Хотя ему это и неприятно, но он действительно добрый человек и не захотел лишать меня воскресного отдыха. Так вот, я пойду в деревню вместо него...

— Ступайте, и вы приобретете мое доверие.

— Уверены ли вы, что я не понадоблюсь вам в Гавре?

— Нет, не понадобитесь. Взгляните, Таинственный карлик, — сказала она, указывая на безоблачное небо, — можете ли вы заметить след только что пролетевшей птицы? Так вот, мои поступки чисты, как и этот воздух, и тоже не оставляют ни малейшего следа. Успокойте Дюме, Латурнелей, успокойте мою мать и знайте, что эту руку, — прибавила она, показывая ему свою красивую тонкую руку с загнутыми кончиками пальцев и нежной, прозрачной кожей, — я не только не отдам до приезда отца, но не позволю, чтобы к ней прикоснулись уста того, кого принято называть возлюбленным.

— А почему вы не хотите, чтобы я был сегодня в церкви?

— Вы расспрашиваете меня после того, как я оказала вам честь своей откровенностью и обратилась к вам с просьбой?

Бутша молча поклонился и вернулся к своему патрону в восторге от того, что его прекрасная дама позволила служить ей.

Час спустя супруги Латурнель зашли за Модестой, которая стала жаловаться на страшнейшую зубную боль.

— У меня даже не хватило сил приодеться, — сказала она.

— В таком случае оставайтесь дома, — заметила добродушная супруга нотариуса.

— О нет, я хочу помолиться о счастливом возвращении отца, — ответила Модеста. — Я тепло оделась, и прогулка принесет мне только пользу.

И мадемуазель Миньон пошла в церковь вместе с г-жой Латурнель. Она отказалась взять под руку свою спутницу, боясь, как бы та не почувствовала той внутренней дрожи, которая охватила девушку при мысли, что скоро она увидит своего великого поэта. Разве один взгляд, брошенный на него, первый взгляд, не должен решить ее судьбу?