Модельер

Влад часто видел кошмары. Ничего конкретного: обычно их заполняла безумная гонка или игра в прятки с чем-то, от чего на коже плодились мурашки. Места, куда заносил его сон, Влад запомнил очень хорошо — наверно, потому, что возвращался туда снова и снова. Это болото, над которым он парил достаточно высоко, будто ноги возносили его на двухметровую высоту, как гигантскую цаплю. Бегать на таких ногах получалось очень неуклюже, вперевалочку, зато можно шагать через протоки и прыгать по кочкам, довольно далеко отстоящим друг от друга.

Здесь, во сне, он не был Владом, а был человекоцаплей.

Тех, кто его выслеживал, прячась в папоротнике и за кустами облепихи, человек-цапля в конце концов начал считать кем-то вроде старых, добрых знакомых. Белые клыки казались ему ласковой улыбкой, а страшный звук, который издавало существо: «чива-чива-чива-УУМС» чуть ли не песенкой, которую когда-то в детстве пела мать.

Влад нырял в сон, и из тумана медленно выплывал знакомый мшистый берег, а рыхлая земля и травинки забивались между пальцами ног. Он чувствовал своё тело, растянутое снизу и слегка приплюснутое кверху, как будто его подвешивали за ноги, а туловище на длительное время заключали в тесную бочку.

Он был человекоцаплей.

Он радовался папоротнику и лягушачьим песням, как ребёнок. Ночь сейчас или день, неизвестно. Человекоцапаля никогда не смотрел в небо, а отражения в прозрачной стоячей воде будто бы не было. Он видел дно и мальков, стайками вьющихся вокруг тонких ног, иногда какую-то мелкую лупоглазую живность. По берегу росли кусты с пламенеющими ягодами калины. Казалось, только они, эти ягоды, съедали львиную долю сумрака.

К северу были только грибы и маленькие, как кошки, лисицы, прячущиеся под корягами давно мёртвых деревьев. Хлопья паутины. Южнее, где росли живые ещё сосенки и пахло газом, можно найти выгибающий спину мостик и гнилой дом, у которого отсутствовала одна стена, а крыша топорщилась шифером и напоминала выглядывающие из-под надкрылок крылья насекомого. Ещё южнее было озеро, со дна которого всплывали пузыри природного газа, пугая водомерок и рвя на лоскуты рои комаров.

Человек-цапля делал два-три шатких шага, и только потом застарелое, какое-то немного заветренное и опостылевшее чувство опасности достигало сознания.

В какой бы части болота он не оказывался, те двое были рядом. Возможно, они ждали его севернее, и, пока охотникам попадётся верный след, у него было время найти несколько укромных мест. Или изначально были рядом — например, пили холодный чай в полуразвалившейся сторожке. Тогда начиналась погоня. Чавкала под ногами земля, пластами отваливалась со ступней одного из преследователей — человек-цапля всё это слышал. Существо с белыми зубами с шумом влетало в воду, загребая лапами и чавкая, пыталось плыть следом. Путало след и бросалось напролом через заросли шиповника за лисицей или трусливой болотной птицей.

Все эти кусочки из многих-многих-многих снов-об-одном-месте давно уже сложились в цельную картину.

Помимо сна о болоте, были ещё сны-о-холмах, изрытых многочисленными гротами и с вышками ЛЭП, уходящими к горизонту. Там Влад был кем-то другим, да и ужас совершенно другой. Над головой, как хищные змеи, гудело электричество, а из гротов выползала темнота и выгоняла из земли на поверхность целые тучи насекомых.

Были и другие сюжеты, одни реже, другие чаще. Но самый мучительный сон приснился Владу сегодня — всё его существо до самых краёв заполняла темнота. Оттуда невозможно было убежать и вынужденная бездеятельность стала главным кошмаром.

— У тебя есть уже несколько готовых моделей, — сказал Сав. Он всё ещё кипел оптимизмом. — Не просто зарисовочки, как у всех остальных. Ты только подумай!

— Я хочу кофе.

Влад в трусах и майке, и, по своему обыкновению, в кроссовках с волочащимися шнурками. Тапочки он не признавал, а по полу откуда-то ощутимо тянуло холодом. Прошлой зимой такого не было. Стареет что-ли? Постель как будто взорвалась изнутри: такой там хаос. Влад покидал её с отвращением, и даже переставил любимый табурет к другому концу стола, поближе к окну. Савелий приплясывал на месте, не то пытаясь согреться, не то, напротив, стараясь не сгореть от полыхающих идей. Он в куртке, как обычно, без шапки, лохматый; гриндера обрамляли бортики снега.

— Ты только что пил. Представляешь, если твои работы появятся в каком-нибудь журнале? А может быть, нескольким несчастным женщинам придётся выйти в этих тряпках на подиум. Ты можешь себе вообразить женщину, что наденет то, что ты забрызгал своей кровью? Она должна будет после этого пойти за тебя замуж! Конечно, если ты не родишь новые модели — из спермы и соплей.