Модельер

Влад хотел заметить, что его работа строится во многом на наблюдениях за людьми и, в том числе, в том, чтобы отмечать в них перемены, но сообразил, что Сав его осадит: «твоя работа — заткнуться и строчить что-нибудь на машинке». Поэтому он промолчал. Уже то, что он предугадал реплику Сава, делает ему честь. Хотя на мгновение Влад почувствовал себя идиотом: он как лаборант, довольный, что удалось угадать момент, когда подопытная мышка проснётся и побежит к поилке.

— Она натурально вся вытекла.

Влад переспросил, и Савелий торжествующе произнёс:

— Вытекла! Осталась только оболочка, пустышка… и знаешь, мне теперь страшно с ней встречаться. Как будто попал в фильм про пришельцев, которые присасываются к человеческим мозгам. Ты же опять готовишь что-то грандиозное, верно? И мне опять придётся с ней видится… уволь меня, пожалуйста!

Савелий как был, на коленях, пополз к Владу, то протягивая к нему руки, а то запуская их в шевелюру. Но застрял по дороге, увлёкшись содержимым очередной коробки.

Жизнь, казалось, текла как раньше. Ну, или почти как раньше. Следующим вечером Савелий снова был, как штык, на посту. То есть у Влада дома, развлекал его звоном ложки в чашке кофе, руганью в адрес старого телевизора, а так же пинанием манекенов. Был одиннадцатый час вечера, когда он предложил:

— Пошли, я свожу тебя к казуальным людям. Людям, которым ты будешь нести миссию просвещения, свет африканской мысли.

— Отстань.

Влад занимался тем, что рассматривал извлечённый из коробки кусок пластмассы с очень характерными отпечатками детских зубов. Совершенно ясно, как он попал в коробку, неясно, что теперь делать с этим реликтом. Да и, откровенно говоря, если бы Савелий спросил Влада, чем сей предмет его заинтересовал, Влад не смог бы ответить. Предмет был пронзительно-синим, размером, примерно, в три ладони и с обломанным или обгрызенным краем.

— Я серьёзно! Как ты можешь считать себя водителем, ни разу не заглянув под капот?

— Что? — Влад поднял голову от куска африканской флоры и взглянул на друга совершенно пластмассовым взглядом. — Я и не считаю себя водителем. Я шью одежду в первую очередь для себя…

Влад сделал громадный промах. Глаза Савелия сияли.

— Тогда какого чёрта ты сам их не носишь?

— Я имею ввиду, мне интересно передавать через костюм свой внутренний мир, показывать моё отношение ко многим вещам на земле.

— Ты так много знаешь, ну просто с ума-а сойти, — растягивая слова, покачал головой Савелий. — Думается мне, твои костюмы до сих пор раскупали не потому, что они актуально говорят о каких-то вещах, а потому, что они просто замечательная диковина. Вроде ракушек, которые привозят с моря. Только ракушки есть у всех, а шмотьё с твоими отпечатками пальцев — не у всех.

Кажется, ему удалось вывести Влада из себя. Тот отложил небесно-голубого цвета трофей в сторону, воззрился на друга, не зная, где бы отыскать достойный ответ, абсолютное опровержение. Надо сказать, с годами и с обретением на всю свою голову лысости, Влад приобрёл необычайно грозный вид, но выбить из этой тучи хотя бы одну молнию казалось практически невозможным. Зарубин насмешливо смотрел на приятеля.

— Если хочешь узнать свою клиентуру получше — хоть немного узнать вживую, не через телевизор или провожая долгим взглядом на улице — идём со мной. Сейчас как раз самое время.

Наступает ночь. Но место, в которое Савелий привёл Влада буквально извергалось жизнью.

— Напоминает наш поход к татуировщику, — сказал он, когда они запрыгнули на борт отъезжающего трамвая. — Помнишь Льва?

Влад сказал, что более странного человека ему видеть не доводилось, и Савелий, имея ввиду Влада, ответил, что Льву, наверное, тоже. Из окна трамвая казалось, будто Питер под покровом ночи преждевременно наполняется летом. Влад вспомнил свои ночные бдения, как прошлой осенью водил, будто притихшую экскурсионную группу, по закоулкам подвала своих манекенов, и это воспоминание вонзило ему в сердце длинную отравленную иглу. Салон трамвая почти пуст — двадцать три тридцать. Кондуктор спит на своём жёстком троне, положив под копчик свитер. Впереди сидит старик — виден только его затылок да большая матерчатая сумка, из которой выглядывает бутылка воды, да ещё какой-то припозднившийся клерк. Возможно, тот старик здесь даже живёт: его обязанность приветствовать каждого заступившего на пост кондуктора, отвлекать водителя от накатывающей монотонной дрёмы. «Чух-чух, чух-чух…». Давать показания раннеутреннему механику, где конкретно стучит и какая именно дверь не открывается.