Хмель окутал стену за лавкой желтым занавесом из ароматных нитей. Кругом щебетали птицы и лениво гудели пчелы. Ненадолго Искусство исчезло из виду, а Моды как будто и вовсе никогда не существовало. Сад был сама жизнь, и плачущая фигура была частью этой жизни. На мгновение Кэмпион почувствовал благодарность к мальчику. Он присел на каменную ступеньку и вытащил сигарету. У его ног лежал роман «Айвенго», и он лениво перевернул несколько страниц в поисках Черного Рыцаря.
Он читал уже несколько минут, когда прерывистые всхлипывания утихли. Подняв взгляд, Кэмпион обнаружил, что на него уставилась пара покрасневших глаз.
— Бывает, — сказал Кэмпион, поняв, что пора бы уже нарушить молчание. — Такое порой случается. Это ужасно, но неизбежно.
— Я знаю. — Мальчик вытер лицо и каблуком пнул подножие скамьи. — Я знаю.
Он говорил с горечью, которую чаще слышишь у немолодых людей.
— Так глупо. Мне просто захотелось поплакать. Вот и все.
— Друг мой, это совершенно нормально. Шок вызывает слабость, это обычная физическая реакция.
— Правда? — спросил мальчик с явным облегчением. — Я-то не знал.
Последнее замечание как бы воплотило в себе все юношеские горести.
Мистер Кэмпион, напрягая память, перечислил известные ему физические реакции на шок, и сын Джорджии выслушал его с большим интересом.
— Тогда все ясно, — сказал он наконец. — Все понятно. А как там Джорджия? Как вы считаете, мне надо к ней пойти? Я не хочу. Я боюсь… боюсь, что снова испытаю шок. Да и в любом случае я буду только мешать. Мистер Делл с ней?
— Не знаю. Когда я в последний раз ее видел, с ней была моя сестра.
— Ваша сестра? Тогда хорошо. Все в порядке. Тогда я перелезу через стену и приведу себя в порядок в отеле. Надо сложить вещи. Она, наверное, захочет вернуться в город.
Мистер Кэмпион с интересом смотрел на заостренное личико своего собеседника. Оно было приятно глазу, но сыну всегда будет недоставать притягательности и обаяния матери. Всю свою жизнь он будет низкорослым и в целом не сильно изменится с детства. Это был странный ребенок.
Некоторое время они сидели молча, почему-то чувствуя себя на удивление спокойно друг с другом.
— Рэй не был мне отцом, вы в курсе? — Это признание прозвучало довольно резко. — Меня зовут Синклер.
— Понятно. Не знал, как тебя называть. А второе имя?
Едва вопрос прозвучал, Кэмпион сразу же пожалел о нем. Смущение его собеседника было очевидным.
— Окрестили меня Сонни, — ответил мальчик одновременно сухо и вызывающе — он явно научился этому тону недавно. — Тогда это имя казалось нормальным. Даже модным. Теперь, конечно, оно звучит жутко. Меня все зовут Синклером, даже мама.
— Меня окрестили Рудольфом, — сообщил мистер Кэмпион. — Но все называют Альбертом.
— А как иначе, правда? — поддержал его Синклер сочувственно. — Джорджия говорит, что на этом имени настоял мой отец, — думал, что я пойду в театр.
Его губы задрожали, и он яростно вытер лицо мокрым платком.
— А тебя не тянет на сцену?
— Дело не в этом. — Голос мальчика беспомощно дрогнул. — На самом деле мне все равно. Мне вообще все равно, кем быть. Я просто надеялся, что все наконец устроилось. Поэтому я и разнюнился. Это даже не из-за Рэя. Он был неплохим парнем — дружелюбным таким, общительным. И ужасно интересно рассказывал про свои похождения в Ирландии. Но с ним было столько хлопот! Приходилось все время ходить за ним по пятам, подыгрывать ему и уговаривать вести себя разумно и потакать Джорджии. Иногда он мне нравился, а иногда я ужасно уставал от него. Я испугался, когда услышал, что он умер. Думал, что меня стошнит, — все, как вы говорили. Но плакал я из-за себя.
Он громко шмыгнул и вновь пнул лавку.
— Поэтому я и решил рассказать — вам плевать, конечно, но все-таки это правда, и как-то неприятно, когда тебе сочувствуют, потому что ты переживаешь из-за смерти отчима, а на самом деле ты плачешь по себе. Признаться, мне на всех плевать, кроме Банни Барнс-Четвинда и старой Гритс. Это домоправительница Джорджии. Она меня нянчила в детстве.
— А кто такой Банни?
Синклер просветлел.
— Он хороший парень. Мы вместе перевелись из Толлесхерста в Хэверли в прошлом семестре. У него тоже проблемы с родителями. Они без конца разводятся и меняют планы. Банни — отличный парень. Он бы лучше объяснил. На самом деле все ужасно банально. Не хочу показаться снобом или нахалом, но вы же понимаете, хочется быть уверенным в своем положении, правда же?
Последний вопрос явно исходил из самого сердца, и мистер Кэмпион, всегда отличавшийся честностью, немного подумав, ответил:
— Неуверенность в своем положении может быть очень неприятной.
— Вот именно! — В покрасневших глазах мальчика застыло отчаяние. — Пока не появился Рэй, у меня вечно были проблемы. Все началось в Толлесхерсте. Это довольно неплохая школа, и сначала мне там нравилось, потому что Джорджию все хорошо знали, а потом… — Он замялся. — Потом все пошло не так. Всякие события…
— Ты имеешь в виду скандал?
— Да, наверное.
— Связанный с Джорджией?