Ну, с ночью все понятно… Алена устала считать количество протоколов и штрафных квитанций, которые ей пришлось подписать. Когда она хотела объяснить, почему была так взвинчена, почему так испугалась ночных звонов, и попыталась рассказать о страшном приключении прошлого вечера, ее и слушать не стали.
– В отделение приходите и подавайте заявление, – был весь ответ.
А когда Алена, обиженная таким отношением, ляпнула, что пожалуется начальнику следственного отдела городского УВД товарищу Муравьеву, ее просто подняли на смех… Единственное, чего ей удалось добиться, это чтобы бравые ребята в бронежилетах прочесали весь подъезд сверху донизу, от чердака до первого этажа (вход в подвал, как уж упоминалось, находился снаружи, отдельно от входа в подъезд, туда Алена их посылать не стала), и сообщили, что дверь на чердак заперта на большой замок, да и парадная дверь на первом этаже, выходящая на улицу Ижорскую, а не во двор, – тоже заперта, правда, на замок поменьше, но вполне надежно. В жизни Алены уже происходили приключения, связанные с тем, что обе эти двери оказывались открытыми как нельзя более некстати[9], поэтому она никому на слово не поверила – пошла и сама подергала замки, а также проверила петли.
В самом деле, все оказалось закрыто.
В конце концов бряцание оружия в ее квартире утихло, и две машины (службы охраны и патрульная) с громким недовольным фырканьем отъехали от крыльца. Само собой разумеется, уснуть после всего этого оказалось непросто. Если Алена и забылась часам к пяти, то это хорошо, однако вволю поспать не удалось. В восемь утра ее разбудил телефонный звонок.
– Алло? – хриплым, несчастным голосом пробормотала наша героиня, не открывая глаз, чтобы не развеять сон.
– Отца позовите, – буркнул кто-то, мужского или женского пола, Алена не поняла.
– Вы ошиблись номером, – с трудом шевеля губами, ответила она, положила трубку и только что намеревалась проделать то же самое с головой, вернув ее обратно на подушку, как звонок раздался снова.
– Алло? – пробормотала она, кляня себя всеми словами за то, что не выключила телефон.
– Отца, говорю, позовите! – В голосе пробились визгливые нотки, и Алена поняла, что разговаривает все-таки с женщиной. Даже с молодой девушкой, причем находящейся в весьма взвинченном состоянии.
– Я же сказала, что вы ошиблись номером, – вздохнула Алена, – у меня нет никакого отца, ни своего, ни чужого.
– А где он? – изумилась девушка.
– Да как вам сказать… Родной умер много лет назад, а чужой мне вроде ни к чему, – ответила Алена и положила трубку.
«Надо выключить телефон», – подумала она.
Но чтобы сделать это, предстояло встать с кровати. К такому подвигу Алена была пока не готова. Поэтому она потянулась к тумбочке, разыскивая восковые французские затыкалочки для ушей. Если, к примеру, ввинтить в ушки такие затыкалочки, да дать им как следует размякнуть, да ввинтить потом еще поглубже, да лечь на бок, уткнув одно ухо в подушку, а на второе положить другую подушку, то можно гарантировать себе совершенно спокойный сон в абсолютной тишине.
Правда, проделать весь набор необходимых охранительных мер Алена не успела: телефон зазвонил снова.
– Господи… Да нет у меня отца, я же сказала вам! – безнадежно выдохнула она в трубку и услышала ехидный смешок:
– Ну конечно, я так и знала, что он у Юльки ночевал, я просто уточнить хотела.
Смешок показался Алене очень знакомым, просто-таки родным. Ну конечно, Галина! Гипотетическая падчерица… Какое счастье, что она никогда не станет падчерицей реальной. Так, значит, это она не дала поспать… Ну, теперь понятно, какого отца она имела в виду.
– Ох, Галина, это вы. А я-то понять не могу, кто меня с утра пораньше достает!
– Восемь уже, какое с утра пораньше?! Ванька рассказывал, что вы в каком-то интервью уверяли, будто в шесть утра встаете и как пчелка, как пчелка… А сегодня чего заспались? Бурная ночь? С кем? У отца – с Юлькой, а у вас? С этим вашим… молодым, про которого романчики пишете? Ню-ню…
Если и были у Алены какие-то человечные побуждения насчет того, чтобы смягчить Галине удар, который ей предстояло испытать от расставания с Иваном, то побуждения те развеялись как сон, как утренний туман со сверхсветовой скоростью. Ни-че-го! Ни единого предупреждающего слова она не скажет! Пусть противная девица разобьется о стену горя, как в свое время Алена разбилась о стену горя, возведенную этим самым «молодым, про которого романчики писала».
А вот кстати – о бурно проведенной ночи… Вернее, о причинах, по которой она была проведена столь бурно.
– Галина, слушайте, я хотела вас спросить, – проговорила она, делая вид, что не услышала ехидной реплики, – а где сейчас может быть Ашот?
– А-ашо-от? – Галина отчетливо заикнулась. – А чо, соскучились по нему?
Странно, до сей минуты Галина говорила хоть и по-хамски, но вполне грамотно, как нормальный человек, при одном же упоминании имени Ашота в голосе мгновенно появились кондукторские интонации, и она начала чокать.
– Вовек бы его не видать! – от всей души сказала Алена. – Просто интересно, как он поживает.