Мода на умных жен

Вот чушь, досадливо мотнула головой Алена. Какая чушь! Какое имеет значение, когда познакомились Алексей и Юля и сколько времени являются любовниками? Все это – их личное дело и никакой не криминал. И если им охота отводить людям глаза, это не входит ни в какое противоречие с Гражданским и Уголовным кодексом. Да и все прочее, по большому-то счету… Вторая телефонная книжка Алексея, любовник Ларисы Стахеевой – несущественные детали. Во всем перечне чепухи – Алена с досадой взглянула на свои записи в блокноте – есть только два странных, скользких и щекотливых, не то чтобы криминальных, но достаточно подозрительных обстоятельства, которые, конечно, нуждаются в прояснении. Первое…

Нет, тоже нужно записать! И Алена снова сняла с ручки колпачок.

«1. Если разом возник лимфаденит у Майи, Тамары, Севы и Алексея (диагноз последнего под вопросом), не значит ли это, что в их организм попал какой-то…»

Алена сначала хотела написать – «попал какой-то яд», но потом вспомнила Николая Анатольевича Грунского, усмехнулась и написала вместо слова «яд» два слова – «чужеродный агент». Однако все же сочла нужным прояснить:

«То есть они были где-то кем-то отравлены?

Каким образом и когда такое могло произойти? Они вместе были в какой-то компании?

Это нужно выяснить. Например, встретиться еще раз с Майей. Вообще с ней нужно поговорить о картине!!!

2. Почему Алексей не сообщил врачам «Скорой помощи», кто такой самоубийца, если он знал его? Мог ли Стахеев не знать Севу? Но реально ли это, если они отравились в одной компании? Или четыре случая заболевания не имеют отношения один к другому?

Поговорить с Алексеем насчет Севы!»

Ого, сколько вопросов нужно прояснить! И вот что… Алена немного подумала и записала в блокноте еще одну строку:

«Встретиться с Тамарой Семеновой или узнать у ее врачей, говорила ли она что-нибудь о картине. А если да, то о какой картине шла речь?»

Наша детективщица закрыла блокнот и потянулась за сумкой, лежащей рядом, как вдруг раздался истерический вопль. Алена вскинула голову и замерла.

Огромный черный пес летел через площадь к ребенку. Его мать кинулась за мячиком, укатившимся чуть ли не на набережную, и теперь бежала обратно, прижимая к груди этот разноцветный мяч так крепко, словно он мог помочь ее малышу, который оказался на пути сорвавшейся с поводка собаки…

– Бубен! – послышался перепуганный женский крик. – Бубен!

«Наверное, зверя так зовут – Бубен, – подумала Алена и удивилась: – Какое веселое имя… Не подходит ему!»

Если пес и не был собакой Баскервилей, то каким-то очень близким ее родственником. Помесь неведомых кровей: с туловищем косматым, как у ризеншнауцера, с тяжелой, лобастой головой ротвейлера, с пугающей челюстью бульдога, оскаленной пастью и тупым, крысиным взглядом бультерьера. И псина была огромная, по-настоящему огромная, какими бывают только доги, и даже ее голенастые, чрезмерно длинные лапы казались голыми, как у догов.

Малыш даже не видел страшилище – стоял к нему спиной и смотрел на маму с мячом. И радостно смеялся, не подозревая, что сейчас будет сбит наземь разъяренной собакой.

– Бубен!!!

Пес словно и не слышал.

Алена вскочила, что-то крикнула… И онемела, потому что монстр перескочил через малыша, словно через котенка, даже не задев его, – и теперь летел прямо к ней… с этой своей ужасной оскаленной пастью и тупым взглядом…

Алена не испугалась – она только ужасно удивилась и разозлилась. И сердито крикнула:

– Ты что, с ума сошел?!

Пес замер в полуметре от нее. Он не смог сдержать инерцию и запутался в своих чрезмерно длинных лапах, чуть не упал, нелепо затрясся, но наконец выровнялся и вскинул голову, странно глядя на Алену.

– Спятил, дурак? – спросила она, не слыша своего голоса.

Нет, Алена правда не испугалась – она органически была не способна бояться собак. Так было всегда, с самого детства, она ведь росла у деда, который был самым страстным собачником на свете: у него во дворе (благо дом был собственный, с огромным двором и садом) всегда бегали Пираты, Сильвы, Букеты и Найды. Этими четырьмя именами дед называл всех своих собак, и это непременно были крупные, косматые, веселые и громкоголосые псины невообразимых пород… что-то вроде чудища, которое остановилось перед Аленой и глядело на нее с тем же изумлением, что и она на него.

– Ну, ты даешь, Бубен, – пробормотала она, качая головой. – Чего несся, чего хотел? Погладить, что ли, тебя надо?

Пес опустил голову. Алена не могла – опять же органически! – пройти мимо ни одной собаки, не погладив ее. Пришлось обласкать и этого придурка. Неведомо, доставило ли ему ее прикосновение удовольствие, – хвостом он не завилял, только нашарил холодным влажным носом Аленину ладонь, на какой-то миг уткнулся в нее, а потом опустил голову еще ниже, словно покаялся.

– Бубен! – заорал кто-то рядом.