Мода на умных жен

Ох, Боже мой, как-то много вопросов обрушилось на Алену за последние два дня. Да неужели только два дня прошло?! Да, чрезмерно много обрушилось, ее бедная голова со всеми вопросами просто не справляется. И чем старательней она пытается найти ответы, тем больше новых проблем появляется. Да их уже целый ворох, они скоро просто-напросто погребут Алену под собой! Надо бы сесть и записать все вопросы по порядку, что ли. Вообще как-то систематизировать происходящее.

А может, взять и плюнуть на все?

Здравая мысль.

Вот так взять и плюнуть на безумные шаманские пляски вокруг картины Васнецова. На проблемы Алексея Стахеева и его игры с женщинами, на его чокнутую дочь и его болезнь…

Ой, его болезнь!

Ну да! Ведь если на самом деле имеет место быть некая взаимосвязь «картина – безумие – лимфаденит», то и Алексей болен тем же, чем были больны Сева Лысаковский и Майя Климова, чем больна теперь Тамара Юрьевна Семенова. У него тоже воспаление лимфатических узлов… как их там… надчревных, кажется. Воспаление, вызванное накоплением меди в организме и пагубным влиянием на мозг, на сознание, воспаление, вызывающее помрачение рассудка, склонность к суициду и желание непременно уничтожить какую-то картину в художественном музее, предположительно «Ковер-самолет» Васнецова.

Но почему именно эту картину?

Почему вообще – картину?

Почему все зациклены на музее?

Стоп.

Невозможно так метаться туда-сюда, тонуть в вопросах, как в болоте. Они все цепляются один за другой, они сплетаются, путаются, как нитки разных клубков, лежащих в одной корзинке. Но в любой бессмыслице есть какой-то смысл, и даже из самого запутанного лабиринта всегда найдется выход. Нужно только подумать, подумать и сопоставить…

Алене всегда лучше думалось, когда в руках у нее были ручка и блокнот, когда она могла не просто отвлеченно размышлять, а записывать свои вопросы и ответы на них. Именно поэтому она всегда сначала прописывала в тетрадках все основные сюжетные ходы своих романов, все возникающие в них интриги и загадки. Вот и сейчас – можно представить, что она имеет дело не с реальными людьми, а с вымышленными героями. Тогда будет легче абстрагироваться от «нравится – не нравится», «жалко – не жалко». Легче будет размышлять хладнокровно, отвлеченно, не теряя головы и не надрывая сердца!

Она подошла к ближайшей скамейке и села на нее, торопливо нашаривая в сумке свои непременные орудия производства и невидящими глазами окидывая маленькую прелестную площадь, окруженную старыми липами. В центре площади, обращенный лицом к Волге, стоял памятник летчику Петру Нестерову – тому самому, который давным-давно, аж в 1913 году, сделал на своем «Ньюпоре» знаменитую «мертвую петлю», позже названную петлей Нестерова. Памятник был чудный, Алене он очень нравился и всегда казался почти живым, одушевленным, однако сейчас она словно бы не видела ни его, ни студентов, пьющих пиво неподалеку, на лавочке, ни хорошенькую мамочку, играющую в мяч с малышом, ни женщину с огромной, редкостно уродливой черной собакой, ни целующуюся парочку. Ничего она не видела и не замечала, ничто для нее не существовало, кроме клубящейся в голове суматохи, в которой она пыталась найти хоть одну светлую тропинку.

Наконец Алена сняла с ручки колпачок, раскрыла блокнот и написала вверху чистой страницы:

«Что происходит?»

Подчеркнула свой вопрос, подумала – и застрочила пером по бумаге:

«1. Несколько человек периодически бывают обуреваемы приступами внезапного желания уничтожить некую картину, находящуюся в Нижегородском художественном музее. Это Алексей Стахеев, Майя Климова, Тамара Семенова и, предположительно, Сева Лысаковский. Можно допустить, что Сева покончил с собой в припадке такого неконтролируемого разрушительного позыва, предпочел смерть тому, чтобы нанести вред музею, который был для него святыней. Кстати, Майя тоже готова была покончить с собой, только чтобы не кинуться в музей. Алексей с собой кончать не пытался, но умолял ни в коем случае его не пускать.

Строго говоря, неизвестно, хотела ли Тамара Семенова уничтожить именно картину, но факт есть факт: она умоляла держать ее и не пускать в музей, что вполне вписывается в симптомы, наблюдаемые у Алексея и Майи.

Как это уточнить? Как выяснить, почему именно покончил с собой Сева Лысаковский?»

Алена подчеркнула и эти два вопроса, а затем продолжила писать, иногда подчеркивая то или другое предложение:

«2. Скорее всего, картина, из-за которой они так страдают, – «Ковер-самолет» В.М. Васнецова. Доводы «за»: Алексей в полубреду вспоминал сов, летящих в высоте, в тумане. Майя во время приступа боялась попасть в музей и уничтожить какой-то «самолет» (!), а выйдя из больницы, стояла перед этой картиной со странным выражением лица.

Если Тамара все же хотела уничтожить картину, не упоминала ли она, конкретно какую?