墨瓦 Мова

Сейчас – все. Сейчас – уже не пронесет. Офицер-контролер заглянет в мой рюкзак, вытянет правой рукой китайский кольт, а левой нажмет на кнопку рации и сообщит: «Внимание! Дилер!». После этого завизжит сирена, всех в вагоне положат лицом в землю и будут шмонать, распарывать швы на одежде, разбивать пуговицы, чтобы удостовериться, что я не успел никому ничего передать. Это я уже видел. Как и обреченное выражение лица человека, которого задерживали. После этого – отстойник таможенного пункта, неделю-две в СИЗО до суда, после – приговор и тюрьма. Или что-то значительно худшее.

Так, стоп. Есть еще один вариант. Взятка. Я закинул рюкзак на спину, достал из кармана и пересчитал: пятьсот евро, тысяча юаней. Кажется, премия таможеннику за отлов буйного дилера – раз в пять выше. Мне – хана. На ватных ногах я выпрыгнул из вагона. Тут стояла большая очередь. Включился дополнительный свет – прожекторами прямо в лицо, чтобы было видно каждое движение. Рядом с каждым вагоном стоял стол, за ним – офицер-контролер, который ведет досмотр. Из репродукторов зазвучало объявление на всех официальных языках Поднебесной. Интонация дикторши была траурной и торжественной, как на похоронах.

— Уважаемые пассажиры! Пограничный комитет и Госнаркоконтроль Северо-Западных территорий приветствуют вас в союзном государстве России и Китая. Просим вас выстроиться в шеренгу и подходить к офицеру-контролеру по одному. Будьте бдительны, сохраняйте порядок и тишину.

Что же это такое? Что же это? – думал я. Сколько лет возил, ни разу не то что не словили – не заподозрили даже! Другие барыги чего только не выдумывали! И суппозитории со стаффом в задний проход запихивали. И глотали капсулы со свертками. И вшивали в одежду. И вот все равно: одного за одним нашли, отследили, закрыли, все сидят. Потому что как ты ни выкручивайся, все равно у тебя будет выражение лица контрабандиста.

Очередь двигалась быстро: рядом с досматривающим лежал сканер, но он, кажется, более внимательно всматривался в глаза пассажиров, чем в их багаж. Внезапно передо мной втиснулся тот подозрительный вихлявый немец. Спешил куда-то мужик, не иначе. Тип личности — Doppel Hertz, твидовый пиджак в клеточку, вельветовые брюки. Говорю же – немец. Вот он уже около досмотрщика. Тот попросил:

— Откройте сумку.

Немец, конечно, ни бум-бум. Стоит, немного испуганно улыбается. Сумку (Picard из красной кожи) держит в руке. А ее, между прочим, на стол нужно поставить. Офицер-контролер повторяет:

— Мужчина, расстегните сумку!

Ноль реакции! Контролер понимает, что перед ним – обычный безголовый западный турист, пытается объяснить, но поскольку языкам их не учат (что это за офицер, который иностранные языки знает?), видит только один способ объяснить: повторять громче и медленней:

— СУМ-КУ! ОТ-КРОЙ-ТЕ!

Немец, наверное, окончательно запутался, он поворачивается ко мне за помощью. Наверное, со стороны выглядит так, как будто мы знакомы. И даже работаем вместе. Я пробую вспомнить что-то на иностранном языке, и в голову приходят слова из школьного английского:

— Опэн! Опэн давай! – тут контролер пронзает меня быстрым взглядом. Кажется, он за долю секунды успевает меня оценить, по-своему понять и увидеть.

— А! Опэн май бэг? – удивляется немец. Это же так сложно догадаться, что на пункте досмотра сумок его просят показать сумку. – Данке! – говорит он мне.

— Ауф фидерзейн! — отвечаю я ему единственным немецким словом, которое помню. Кажется, оно означает «не за что».

Бюргерчик быстро бежит к поезду, а я делаю шаг в сторону офицера и даже не успеваю испугаться того, что вот он, тот самый момент. Как-то отвлекся я из-за этого немца от того, что сейчас меня вязать будут. И вот тут, за секунду до ареста, ощущаю абсолютный покой – как будто кино смотрю. Меня нет. Я зритель. А офицер мне бормочет:

— Давай, давай, проходи, парень, к своей немчуре! Нашел же работу — немцу переводить.

И машет рукой – давай, иди отсюда! Я открываю рот, чтобы сказать, что меня направили на индивидуальный досмотр, и даже успеваю что-то промычать, как он:

— Не задерживай! У меня вообще-то очередь! Вали давай!

И я – прохожу, сначала неуверенно, а потом – быстро, понимая, что вот оно – чудо. Снова пронесло!