Многомирие: Колизей

Он поднял с пола щит и гладиус, я последовал его примеру. Короткий меч, длина которого не достигала и метра, был лёгким и удобно лежал в руке. Лезвие, покрытое хитрым узором, в который вплеталась аббревиатура «S. P. Q. R.», было отполированным, блестящим и гипнотически красивым, но затупленным. Тонкая рукоять имела впадины под пальцы, чтобы удобно ложиться в ладонь, и заканчивалась более широким красным шариком. Что сразу бросалось в глаза, так это отсутствие гарды, защиты для руки, к наличию которой все мы так привыкли благодаря различным фильмам, играм и иллюстрациям. Я понимал, что она и не нужна в такого рода боях, ведь это не фехтование, и обороняться здесь нужно щитом, а не скрещиванием мечей; просто было непривычно. Сам щит был прямоугольным и слегка выпуклым. Его кроваво-красную поверхность украшали похожие золотистые узоры, а по центру всё тот же гордый орёл с герба сидел на всё той же надписи «S. P. Q. R.».

– В твоём случае главное – не столько умение драться, сколько, – Пётр замахнулся на меня гладиусом, остановив его в миллиметре от лица, – умение вовремя закрыться щитом.

Я резко отпрыгнул от острия меча, да так, что упал на свою пятую точку.

– Но тебе и этому, похоже, ещё учиться и учиться. Я здесь девять лет, земляк. В мои тридцать у меня всё тело изрезано шрамами, а сам я удивляюсь, как ещё не поседел подобно Вилберту. Я прошёл через тысячи боёв и могу сказать одно: почти всех, кто слёг на арене, убила недостаточная подготовка. Не стечение обстоятельств, не опасные враги, а собственные ошибки. Если ты выйдешь на бой с кем-то из добровольцев, тебе конец. Они тренировались годами, а кто-то и десятилетиями. За один вечер тебе не помогу даже я.

Я говорил, что Петру на вид было лет сорок? Нет, это не ошибка. Страшно было представить, сколько нервных клеток потерял этот человек за девять лет здесь. И это ещё не считая войны, через которую он прошёл.

Меня немного напрягало, что человек с таким кровавым багажом за спиной был настолько уверен, что не сможет мне помочь.

– Зачем же ты взялся меня учить? – спросил я, поднимаясь на ноги.

– Хочу дать тебе шанс. Ты же здесь по ошибке. Не научу драться – хоть помогу пожить подольше.

Вот так вот. Я должен был умереть на арене, и передо мной стояла лишь одна задача: проснуться на следующий день. Отложить неминуемую судьбу, просто прожить чуть дольше. Ничего не оставалось, кроме как принять это.

– Спасибо, Петя. Ну что, не будем тянуть?

Он учил меня до самой ночи. Лязг мечей отражался от голых стен тренировочного зала, сливаясь в единый непрерывный гул. Порой я чувствовал, что больше не могу, и хотел сдаться, но мысль о скорой смерти давала второе дыхание снова и снова. Моя реакция заметно улучшилась, я знал базовые приёмы и успешно их отражал. Пётр оказался талантливым учителем, и теперь я мог даже перейти в нападение, хоть и навыки эти помогли бы разве что против другого новичка. Обезоружить врага, обмануть его рефлексы, лишить главных козырей – это всё то, чего я ещё толком не умел, но держал в голове, что это и есть залог победы.

И самое главное – забыть, что передо мной человек.

Многие ли из вас способны на убийство, пусть даже ради собственного спасения? Все мы понимаем, что не сможем после этого спокойно спать. У меня же стоял выбор между сном беспокойным и сном вечным.

Одно я знал точно: если смогу вернуться отсюда живым – жизнь буду ценить ещё больше, и свою, и чужую. Только побывав на грани жизни и смерти начинаешь понимать, насколько хрупка твоя жизнь. Только убивая, начинаешь понимать, насколько ценна жизнь человека.

Одни убивают ради самообороны, другие – из корыстных целей. Не знаю насчёт вторых, но первым потом точно живётся несладко.

«Смогу ли я после этого жить прежней жизнью?»

Хотя, о чём это я? Мой дом теперь здесь. Прежней жизни уже не будет.

Прочно сцеплять ноги с землёй. Парировать удары. Попытаться предупредить атаку врага. Когда в руке гладиус, решают колющие удары. Не рубить голову соперника, а пронзать его горло насквозь. Прессовать щитом, прижимая оружие противника к его собственному телу, и не давать надавить подобным образом на себя.

Забыть увиденные фильмы с красивыми боевыми стойками и ударами. Щит должен закрывать меня всегда. Не размахивать мечом попусту: каждый удар должен быть на поражение.

Пот стекал с меня даже не ручьём, а самым натуральным водопадом. Руки и ноги отваливались, а сердце колотило так, будто хотело пробить рёбра. Самым глупым советом было «не волноваться». Я волновался уже сейчас, и даже страшно было подумать, какой нервоз у меня будет завтра.

Но нервничать нельзя. Нервы вызывают скованность движений и тремор. Ни то, ни другое мне на пользу не пойдёт.

– У нас бутылка коньяка припрятана, – полушёпотом сказал Пётр. – Бандиту из соседнего блока тайком принесли родные, а мы у него её за сигареты выменяли, пришлось хорошенько поторговаться. Глотнёшь перед боем.

– Едва ли тут поможет один глоток, – выдавил я в ответ.

Мы потные сидели на полу, облокотившись о стену, и говорили с перерывами на одышку (моя, само собой, была куда сильнее).