Многомирие: Колизей

– Как самочувствие хоть? – спросил Пётр после небольшой паузы.

– Как огурчик… маринованный.

Мой репетитор по выживанию посмеялся.

– Скажи спасибо, что Вернер не был бестиарием, – сказал он.

– Кем? – переспросил я.

– Бестиарием. Все гладиаторы делятся на мурмиллонов – это все мы, димахеров, эквитов, цест и бестиариев. Последние – самые крепкие, сражаются с животными. Публика любит это дело. Сюда привозят различных животных со всего света, у них там целый зверинец. Дрался бы ты сейчас с бегемотами всякими да носорогами.

Я улыбнулся.

– Не думал, что здесь такая сложная система.

– Эта она со временем упростилась ещё. Мурмиллон – это гладиатор с гладиусом и щитом как у древних легионеров. Почти как у них. Всё-таки, они претерпели изменения за многие века. Раньше мурмиллоны между собой не сражались, огромное количество разных типов гладиаторов сходились в боях друг с другом. В итоге система стала упрощаться, остались только самые востребованные публикой типы, и всё чаще в боях стали сходиться бойцы одного типа. Теперь мурмиллоны дерутся с мурмиллонами, димахеры с димахерами… ну и так далее. Хотя бывают и исключения иногда. Ходит слух, что стрелки скоро появятся. Так что будут ещё и дуэли у нас на арене. Короче, начитался я об истории амфитеатров за время заточения.

– Где же все остальные, если мы все мирмиллионы? – спросил я.

– Мурмиллоны, – поправил меня Пётр. – В других блоках. В нашем только военнопленные мурмиллоны. В Риме всё по полочкам принято раскладывать. Ладно, – прервался он. – Не забивай голову. Тебе отдохнуть надо. Закончим на сегодня.

– Спасибо, Петь. Спасибо за всё.

Не совру, если скажу, что это была самая жуткая ночь в моей жизни. Руки тряслись уже сейчас. Я лежал на жёстких нарах и не мог подложить под голову ничего, кроме одежды. Всё, чего сейчас хотелось – это провалиться в забвение и прийти в себя в отеле «Лирика» на мягкой кровати.

«Это ведь просто страшный сон…»

Мне так хотелось в это верить, что я себя почти в этом убедил. Но в глубине души прекрасно понимал: никакой это не сон.

Я стал думать о Снежане, которую никогда не увижу. О детях, которые у нас никогда не родятся. О местах, в которых никогда не побываю. О планах, которые никогда не воплотятся в жизнь.

Однажды оружие, которым сражались ещё древние римляне, пронзит мне сердце. Или живот. Или горло. Или что-нибудь ещё. И скорей всего, это произойдёт завтра. Точней, уже сегодня.

Мы не привыкли бояться смерти. Живём так, будто нам отведено, по меньшей мере, лет триста. Но если врач скажет вам, что у вас смертельная болезнь, которая убивает в течение десятилетий, но – будьте уверены – непременно убивает, то вы наверняка впадёте в депрессию. Часто ли вы думаете о том, что сегодня-завтра вас может сбить машина, или что вам на голову упадёт кирпич из старого ветхого здания? А ведь это происходит, и нередко. В нашем мире нет ничего более простого, чем умереть от несчастного случая. Но мы не боимся, пока к виску не приставят дуло пистолета. Пока в результатах анализа крови мы не встретим слово «положительный».

Только сейчас я понял, насколько всё ничтожно. Я умру – не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Наше с вами различие в том, что я знаю, что, скорей всего, погибну этим днём.

И теперь я боялся смерти.

– Отпустите меня, – прошептал я. – Я хочу жить. Хочу провести жизнь со Снежаной. И плевать на деньги. Я смогу. Только дайте шанс.

Никто никакого шанса давать мне не собирался. В этом мире так не заведено. Ни в одном из миров.

Я стал проваливаться в сон. Нервы нервами, но организм требует отдыха, особенно после таких утомительных нагрузок. А во сне всё сразу становится хорошо. Ты забываешься, а поутру кажется, что всё плохое вчера было ненастоящим. Что всё это тебе лишь приснилось.

– Вставай! – послышалось сквозь сон.

Сладкое забвение отхлынуло. Я резко открыл глаза. Около нар стоял крепкий мужчина в форме, судя по погонам – тессарий. Остальных званий, правда, я так и не выяснил.

– Подъём, Вернер. Или команда «Подъём» была не для тебя? Все жрут час, потом у гладиаторов полчаса на подготовку к бою. Выступают Хоривин, Вернер, Шустер и Майер.

Вигил вышел за дверь.

– Они ещё и время дают? – спросил я у уже вставшего Вилберта.

– Ты нужен им боеспособным, – ответил он. – Иначе шоу не удастся. Это же не просто казнь.

– Вот уж утешил, – только и ответил я, после чего встал и начал одеваться.

Глава III. Снежана и любовь

Где ты?

Неужели ты решил меня бросить?

– Тише, тише, синьора, – успокаивают они меня на английском, ведь итальянского я не знаю.

– Вы его найдёте?

Итальянские полицейские найдут тебя, где бы ты ни был. Я верю в это. Ну не мог же ты уйти от меня! Или погибнуть.