Многоликое волшебство

— Наверное, все еще считаешь, что они, как ховорится в лехендах, порождения отца тьмы, созданные из камня для устрашения рода людского? Чушь это все, — продолжила она, не дожидаясь ответа на риторический вопрос. — То есть, может, и не чушь, среди нас тоже ходят лехенды о подобном, но я еще ни разу не встречала ни одного из этих лехендарных драконов. В нашем эпосе ховорится, что истинные драконы — заснули как минимум сто тысяч лет назад. А современные хоры — ничто иное, как нахромождение мертвого камня, или отмерших слоев кожи истинных драконов, а хде-то совсем в хлубине хор по-прежнему спят эти древние создания. Инохда они ворочаются, тогда в хорах случаются обвалы. Иногда они зевают, тохда происходят извержения вулканов… А все те, кохо я за свою долгую жизнь встречала — махи, принявшие драконье обличие. Как правило, в первый раз это бывает из любопытства, — интересно же, каково оно быть драконом. А затем начинает происходить что-то необъяснимое, видимо, здесь участвует древняя, никому не известная форма махии, — обернувшийся однажды драконом, начинает все чаще принимать этот облик, все дольше в нем задерживаясь. Это действительно прекрасно, у дракона — больше чувств, они тоньше, чем у людей. Ощущения себя и окружающего мира — потрясающее, которое не передать понятными тебе словами. И так происходит до тех самых пор, пока однажды ты не обнаруживаешь, что не можешь совершить обратного превращения. С той самой минуты ты становишься нормальным полноценным драконом, потому что отказавшись от людскохо окончательно, мнохократно усиливается и становится полнее та жизнь, к которой стремишься с первой попытки превратиться в дракона. Честно ховоря, не уверена, что я не моху превратиться снова в человека, но то, что не хочу — это точно. Единственное, что утрачивается — это владение всеми формами махии, будучи сами махическими драконами, драконы мохут использовать только часть внешней махии, причем очень небольшую, но поверь на слово, — цена невелика. Не сложно догадаться, что перед тобой стоит хероиня обеих рассказанных историй.

Трудно было удержаться от комментариев, насчет картаво произнесенного «хероиня», но в целом ответ был более чем исчерпывающим. Оставались, конечно, многочисленные детали, требовавшие уточнения, но в основном — все было ясно. Ясно, понятно — это одно, а уложить все в голове — другое. Попробуй-ка, перевари такое, а потому Руффус счел за лучшее вернуться к сбору вишни, отложив размышления на потом…

И тут он почувствовал, как нечто омерзительное и ледяное начало проникать в его голову. Медленно, но уверенно чьи-то пальцы, зацепившись, начали пробираться внутрь. Все глубже, все крепче захватывая его сознание. По сравнению с этим, проникновения Странда — нежнейшие ласки. Перед глазами все начало плыть, покрываясь все более плотной завесой мрака. Через этот покров еще было видно Аврайу, что-то кричавшую в отчаянной попытке сообщить ему что-то, но что она говорила — было не слышно. Темнота все плотнее окутывала окружающий мир. Казалось, день решил в траурном молчании до срока покинуть этот мир, без намерений когда-либо вернуться. Последнее, что он запомнил из окружавшего, что его, словно мешок, схватили могучие когти дракона, оторвали от земли и понесли куда-то.

«Вот он ты какой, потомок. Ты даже лучше, чем я ожидал».

«Кто ты?»— хотя ответ уже был известен.

«Ты сам знаешь».

«Оставь меня, — наивное требование. — Или тебе мало брата?»

«Успокойся, Руффус. Я не хочу тебе зла».

«Тогда отстань от меня».

«Как знаешь. Это твой выбор».

«О чем ты?»

«Мы все теперь на пути, с которого нет ответвлений, на котором нет перекрестков. Ты только что прошел последний из них. До свидания…»

И мрак окончательно сомкнулся вокруг него.

Глава 9

— Брат! — но в ответ уже только тишина. Он замкнулся в себе. Что ж, вполне естественная защитная реакция. Кому же захочется стать объектом столь грубого вторжения.

Когда теперь может представиться случай связаться с Руффусом? Когда он еще покинет свое убежище у Малойана? Ведь надо же было допустить, чтобы именно в этот момент Селмений сумел подавить его. Надо было так много сказать, попытаться сойти с пути предопределенности, что явно ему не удастся в одиночку.

Проклятый Селмений! Как легко ему удалось влезть в самый неподходящий момент. Теперь придется судить о том, что там происходит с братом, с его слов, которые трудно назвать беспристрастными.

«Ты не прав».

«Не лезь, пожалуйста. Без твоих утешений тошно».