Многоликий. Олег Рязанский

Великий князь хлопнул в ладоши, вошёл отрок, с поклоном подал книгу. Дмитрий Иванович подержал её в руках, раскрыл, прочитал медленно:

   — «Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святослава, внука Олегова», — и протянул Степану.

   — Приходилось о такой слышать?

   — Нет, Дмитрий Иванович.

   — А ещё говорят, что Олег Рязанский великий книжник и собиратель, — сказал усмешливо, не удержавшись, Дмитрий, — видно, завидовал он славе, идущей по Руси, о большой и прекрасной библиотеке рязанских князей. — Повесть сия создана почти двести лет тому назад, а звучит, словно сегодня писана. Зовёт она русских князей к единению против орд, идущих из степи. Жаль, никто не знает имени песнетворца. Мои книжники спорят, кем бы он мог быть. Одни говорят, был дружинным певцом князя Игоря Святославича Северского, другие — киевлянином, третьи ищут его в Переяславле южном, четвёртые — при дворе Галицкого князя Ярослава Осмомысла, тестя Игоря... Не знаю, кому и верить. Молчат о нём наши летописи. Да и то сказать, что от них осталось после татарских нашествий? Не мне тебе говорить, сколь много книжного богатства погибло в огне, по ветру пеплом развеяно, конём потоптано, невежественным басурманином уничтожено! «Слову» же повезло: кто-то занёс его в Новгород, куда так и не добрались ордынцы. Так попало в библиотеку моего прапрадеда Александра Невского, а прадед, Даниил Александрович, его в Москву привёз. У тебя в руках список новый, по моему приказу переписчиками изготовленный. Думаю, тебе, песенным даром взысканному, на сердце эта повесть ляжет.

   — Как смогу я отблагодарить тебя, великий князь, за столь щедрый подарок? — тихо спросил Степан.

   — Не изменяй исконной мечте русских людей о единстве — вот и отблагодаришь, — ответил Дмитрий Иванович.

Прижимая к груди книгу, Степан возвратился в посольскую избу. Приказав Юшке не тревожить его, засел за чтение.

«Слово» потрясло. Степан сидел, закрыв последнюю страницу и глядя на трепетный язычок пламени в светильнике, забыв, что находится в посольской избе.

Мнилось ему, что затерялся он в ковылях бескрайней степи, а родная земля осталась далеко, за окоёмом. Не слышно человеческих голосов, только кузнечики звенят оглушающе да в небе углится багровая краюшка солнца, медленно съедаемая затмением.

«В чём тайна необычного воздействия «Слова»? — думал Степан. — Неведомый Певец назвал его повестью. Но это не повесть. И не песнь, хотя живёт в ней песенный лад и подчиняются стуку сердца ударные слога в словах:

Не лёпо ли ны бяшет, братие...

Это нечто более сложное, высокое. Громаду «Слова» не охватишь за единый раз мысленным взором. Есть в нём всё — и повесть, и песнь, и от жития, и от послания».

Степан в волнении вскочил на ноги. Память подсказала ему: в греческом языке есть слова, коими можно было бы определить то, что написал Певец... Он ругал себя за невнимание в юности на занятиях греческим. Наконец вспомнил: воевода Боброк в беседах с ним как-то назвал песнетворцев пиитами. Поизис! Стихотворные произведения, наполненные высоким смыслом, назывались у греков поизис! Только этим, не совсем понятным, но ярким и глубоким, словом можно обозначить сию громаду, родившуюся из-под пера неведомого Певца, — поизис! Поразительно, что двести лет назад он уже владел всеми тайнами стихосложения. Оно было подвластно ему, с его помощью он либо высветлял смысл, либо прятал его в глубине хитросплетения образов. Но если выпрямить все иносказания и изгибы повествования, все прихотливые отступления, то речь-то идёт о простом событии.

Жадность и удальство толкнули Игоря, князя северского, в неподготовленный поход против половцев, всегда готовых налететь на Русь, как ныне татары. Ничто не может остановить Игоря. Даже дурное предзнаменование — солнечное затмение, случившееся как раз в тот миг, когда русский полк вступил в Дикую степь. Знамение Игорю нипочём — хочется князю испить шеломом Дону великого. Первый бой с погаными принёс успех. Добыча вдохновила воинов, но и сделала беспечными. Второй бой оказался гибельным. Полк разбит успевшими собраться со всей степи половцами, сам Игорь, его брат и юный сын взяты в плен. На Русь летит горестная весть о поражении и пленении князя, Его молодая жена, красавица Ярославна, страдает. Стоя на высокой городской стене, глядя полными слёз глазами в Дикое поле, ожидает она любимого мужа.

Степан повторил запавшие в память строки:

О ветер-ветрило, зачем так тоскливо воешь?
Зачем несёшь стрелы поганых на воинов моего лады?

В Киев прилетела весть о пленении князя. Горюет его старший двоюродный брат великий князь киевский Святослав. Он обращается к боярам и князьям, призывает объединиться, вспоминает великие походы прошлого, печалится о том, что поражение Игоря поставило Русь в трудное положение. Поражение открыло Полю ворота, в обороне образовалась брешь, и в неё ринулись степные хищники.