Многоликий. Олег Рязанский

Кустарник, что приметил Юшка у огородов на склоне холма, сбегающего к Москве-реке, оказался малинником, судя по мелкой, осыпающейся, несобранной ягоде, диким или одичавшим, словом, ничейным. Юшка, вполголоса чертыхаясь, пробрался вглубь колючих кустов, покрутился там, устраиваясь поудобнее, и, заметив, что Степан сидит задумавшись, кликнул:

   — Ты что, передумал? Лезь сюда.

   — Гусли у боярыни оставил, — вздохнул Степан.

   — Ну и бог с ними.

   — А как на обратном пути кормиться будем?

   — Вон ты о чём. А дудочка на что? Ты выберись отсюда сначала.

   — Выберемся...

   — Может, боярыню жаль стало?

   — Ничего ты не понимаешь, Юшка.

   — Всё я понимаю. Не знаю, как у вас, в княжеской дружине, а у нас, в Корнеевой, только о бабах и говорят. Давай, увечный, лезь ко мне, не торчи на виду.

Степан скользнул по промятой Юшкой тропке в гущу кустов, улёгся рядом с другом и потянулся.

   — Неплохо бы соснуть, — пробормотал он, зевая.

   — Так спи. Я полежу, погляжу. Как стемнеет, разбужу. Я тут одну башню недостроенную приметил у самой реки. На вид ничего особенного, но вчера странным мне показалось: как стемнело — со всех башен и стен работные людишки потянулись по домам, а от той башни — нет...

   — Наверное, их вчера раньше отпустили... — сонно отозвался Степан.

   — Может быть...

В темноте они с трудом нашли дорогу к башне, которую строители возводили у реки. Идти нужно было вниз по откосу.

Известковые грубо обтёсанные бруски валялись вокруг, преграждая путь. Пришлось ползти между подготовленным для укладки белым камнем. Неожиданно вблизи возник копейщик, покрутил головой, что-то высматривая, видимо, слыша шорох. Потом совсем рядом появился другой. Степан и Юшка замерли в ожидании. Копейщики потоптались и разошлись в разные стороны. Стало ясно, что башня охраняется. Они решили не рисковать и вернулись назад.

   — Будем снова пытаться? — шепнул Юшка.

   — Нет... попадёмся и ничего не узнаем. Пошли наверх, ближе к въезду, там я ещё одну башню приметил, почти завершённую, — подумав, решил Степан.

Башня оказалась угловой. От неё стена поворачивала в сторону торговой площади, Пожару, как называли её москвичи.

Парни со всей осторожностью подобрались и довольно скоро обнаружили, что ни копейщиков, ни сторожей здесь нет. Осмелев, обошли всю стройку, в темноте чуть ли не ползком перебираясь по настилам лесов. Степан отыскал корыто с остатками раствора, на который мастера клали известковые камни, отломил кусок, завернул в тряпицу.

   — Найдут — в поруб на всю жизнь посадят, — буркнул Юшка.

   — За этот кусочек? — удивился Степан.

   — А он о чём говорит? Что были в кремле, чего-то разнюхивали...

   — Будя пугать-то. — Степан отмахнулся и стал спускаться по шаткому настилу к подножию башни. Там он обнаружил узкую лесенку с каменными ступенями. Она вела вниз, глубоко под землю. Степан сунулся туда, но через два шага его окутала такая кромешная тьма, что он не рискнул идти дальше. Когда он выбрался к Юшке, тот держал в руках плоский кирпич, настоящий греческий плинф.

   — Как он сюда попал? — не понял Степан.

   — А вот они, заготовлены в укладках.

Действительно, чуть в стороне от белых брусков известняка стояли укладки крепкого обожжённого кирпича, казавшегося в смутном свете почти чёрным. Степан взял верхний, повертел в руках, в этот момент кисейное тонкое облачко сползло с луны, всё озарилось серебристым светом, и он увидел на плоской грани кирпича буквы «МИХ», — наверное, умелец хотел увековечить себя, выдавить имя «Михаил», но не успел или отвлёкся. Степан положил кирпич на место: кто его знает, заберёшь, а потом хватятся, догадаются, что побывал на стройке соглядатай...

До рассвета осмотрели почти все башни. Нигде, кроме как у нижней, что у реки, охрана не стояла. Видимо, строители были в полной уверенности, что никто посторонний в кремль не проникнет. Тогда почему охрана у речной башни? Парни решили, что не стоит ломать над этим голову, для этого они слишком мало знают. Пробрались к огородам, залегли в малинник и мгновенно, прижавшись друг к другу для тепла, уснули.

Проснулся Степан от женского голоса. Невидимая баба говорила:

   — Иду, только ещё один вилок подберу покрепче...

Степан сообразил: с утречка хозяйки пришли на свои грядки за овощами. Хорошо, малина уже отошла, никто сюда не сунется. Он переждал немного и, только услыхав, как расчирикались воробьи, значит — люди ушли, осторожно выглянул. Никого, пернатые не обманули. Он растолкал Юшку.

Солнце поднялось, начало припекать. Заскрипели первые телеги, тяжело груженные камнем. Совсем недалеко надрывно визжал ворот, — видимо, поднимал на стену или на башню груз.

   — Пора? — спросил Степан, вопросительно глядя на Юшку. — Вслед за первым порожняком и выйдем.

   — А как?

   — Обыкновенно: ты впереди, я за тобой. Жаль, гусли у боярыни остались. Ты дудочку как-нибудь Позаметнее держи.

   — Думаешь, выпустят?

   — Разве есть ещё путь отсюда?

   — Может, в порожнюю телегу пристроиться?

Мысль показалась заманчивой, но сразу же отпала, как только они увидели первые телеги: в них не было ни рогож, ни рядна, ничего, чем бы можно было прикрыться.