Дед громогласно расхохотался. Роман не мог не улыбнуться. Эту шутку дед повторял, сколько Роман себя помнил. Увы, ни один дедушкин подопечный не смог добиться громкого успеха в фигурном катании. Много надежд дед возлагал на Романа, но тот в детстве часто болел, а когда наконец перестал, начал расти с такой скоростью, что на льду делать ему было нечего, поскольку ни о каком балансе и владении телом речи не шло. От безысходности дед предложил Роману попробовать теннис. Им-то Роман и занимался б
Дед стал рассказывать об успехах Люси, а слушавший вполуха Роман думал о том, что ему самому очень не хватает физической нагрузки. Надо бы поискать место, где можно будет хотя бы пару раз в неделю играть в теннис. Ему ведь не нужен серьезный уровень. Теннисист он весьма средний. Наверное, проблем с поиском корта не будет. Может быть, если окружить себя привычной активностью, станет не так муторно?
— Ну а что Диана?
Роман вынырнул из своих мыслей, услышав имя матери.
— М-м-м… Хорошо все. А что?
Дед некоторое время молчал, а потом непривычно тихо спросил:
— Не позвонила?
Роман почувствовал, как в носу защипало.
— Да у меня же вчера вечеринка с друзьями была. Может, я просто пропустил.
— Сынок, — дед вернул голосу привычную громкость, — я, может, и старый, но не тупой. Если бы ты пропустил, то увидел бы ее звонок в пропущенных.
— Да ты круто разбираешься в современных технологиях, — неестественно громко рассмеялся Роман, а потом добавил: — Не бери в голову. Наверняка у нее есть причины.
— О да, — откликнулся дед. — Ладно, мне пора на партию века. Дженкинс хочет взять реванш за прошлый уик-энд.
— Порви его, — пожелал Роман и подумал, что он очень хочет в Энфилд, где каждый уик-энд вот уже больше пятидесяти лет его дед играет с мистером Дженкинсом в шахматы, и они оба ведут скрупулезный учет выигрышам и поражениям, каждый в своем ежедневнике.
Роман с детства помнил пухлый ежедневник в черной обложке, на котором золоченым тиснением было выдавлено: Austin Motor Company.
— Непременно порву, мой мальчик. И, знаешь, бросай ты к чертям эту Москву. У нас тут такая зелень вокруг, а там, поди, уже снег ложится.
Роман вздохнул:
— Здесь еще тоже тепло. Я пока даже без куртки хожу.
— Ну, это может говорить не о погоде, а о твоем здравом смысле, не так ли?
— Это да, может, — улыбнулся Роман, мечтая прямо сейчас оказаться в зеленом и таком родном Энфилде. — Спасибо, что позвонил. Напиши потом, как закончится партия века.
Дед пообещал сообщить результат, и Роман знал, что он обязательно сообщит. Питер Андерсон всегда держал свое слово и поступал по совести. В отличие от его никчемного внука.
Роман сходил за тряпкой, вытер чай с подоконника и подумал, что ему все же нужно поспать. Завтра новая учебная неделя, а значит, нужны силы — и моральные, и физические. Особенно после того, что он вчера натворил. Роман застонал, вспомнив вчерашний вечер. Вот бы отмотать время назад и не отвечать на звонок Маши Рябининой. За этим последовала неприятная мысль, что тогда ей пришлось бы до утра мерзнуть на причале. Роман вздохнул, понимая, что он круглый идиот.
Телефон вновь зазвонил.
— Ты там живой? — отец старался говорить бодро, как всегда делал в последние месяцы, но Роман чувствовал фальшь за милю, как хорошая гончая чувствует добычу.
— Живее всех живых, — отрапортовал Роман, — а ты?
— А что я? Это же не я вчера развлекался на яхте с девушкой.
Роман возвел глаза к потолку:
— Уже донесли?
— И притом разбудили. Ты в следующий раз с охраной договаривайся так, чтобы я о твоих похождениях не узнавал в девять утра в воскресенье, окей?
— Окей, — откликнулся Роман. — Ругать будешь?
— Да кто ж тебя, здоровый лоб, ругать будет? Главное — голову на плечах имей, чтобы потом не жениться в восемнадцать.
— Па-а-ап, ну хватит уже! — простонал Роман. — Ну мне же не десять лет.
— Да то-то и оно.
Отец замолчал, и Роман почувствовал, что он хочет что-то добавить. В трубке пошел сигнал второй линии. Роман взглянул на экран, и его сердце зачастило: мама. Роман завис, не зная, как поступить — сбросить звонок отца, когда тот явно решается о чем-то сказать, или ответить матери, звонка от которой он ждал вторые сутки?
— Рома, — голос отца в трубке звучал очень серьезно.
— Да, я здесь, — ответил Роман и, сбросив звонок мамы, зажмурился. — Я слушаю.
— Ты ведь был не с Юлей?
Роман шумно выдохнул. Он-то надеялся, что отец скажет что-то важное.
— Нет, не с Юлей. Она… устала вчера.
— Я так понимаю, прививать высокие моральные качества восемнадцатилетнему сыну уже поздно? — голос отца прозвучал устало.
— Пап, это вообще не то, о чем ты подумал…
— Да я еще ни о чем и подумать не успел. Я спал десять минут назад.
— Везет тебе, — вздохнул Роман.
— Так с кем ты был?
— С Машей. Помнишь, Маша Рябинина? Она с Вол…
— С девушкой Димки? Рома, ты там вообще берега потерял?
Отец заговорил тем тоном, которым распекал нерадивых менеджеров. Роман ненавидел этот тон с детства, потому что сразу начинал чувствовать себя никчемным и жалким. Сегодня это ощущалось особенно остро.