Многогранник

– Однако, я надеялась, что ты будешь более терпеливым, – отметила, ничуть не рассердившись, Мишель и увидела, как мальчик покраснел. – Если ты хочешь услышать что-то, то просто слушай… – переключив внимание на блистающую луну, она заговорила медленнее. – Школа, седьмой курс. Мы уже образованы, но ещё неопытны, потому совершаем ошибки. Я, как ты знаешь, слегка отличалась своими предпочтениями и вкусами в вопросах отдыха и развлечений, – юноша улыбнулся. – Да, в то время мне нравятся испытания, но моим сверстницам уже нравятся мальчики… В этом и была беда: маленькая девочка Олисавья влюбилась в старшеклассника. Ей – тринадцать, ему шестнадцать. Каковы успехи получить взаимность? Нулевые… как мне казалось. Но – нет. Открытки, валентинки, маленькие подарочки и редкие возможности подойти к тому юноше наедине, чтобы никто не знал, дали почву его влюблённости. А знаешь, почему никто не должен был знать? Правильно, потому что пошли бы слухи, а девочка их жутко боялась. Ведь кто она? Какая-то жалкая, некрасивая семикурсница, которой повезло заполучить внимание такого ослепительного старшеклассника, как думала она! Да, юноша действительно был красив и изящен, но к тому же и изрядно зависим от мнения окружающих. Понимаешь ли, невыгодно ему с ней даже общаться: высмеют же! Но… юноша, похоже, и вправду тогда влюбился… Или ей все казалось? Вот в чем вопрос. А знаешь ли, Амос, откуда столько известно? Да, ты знаешь. И я знаю: до всех дошли слухи. Только большая часть, как ты, я и Ренат с Рафом не реагировали на всякие мелочные сплетни юных девиц и разглагольствующих парней. Но были и те, кто желал, кто горел желанием посмеяться над чем-то необычным, например, над чувствами маленькой, застенчивой девочки с седьмого курса… – девушка прошла пару метров в раздумьях. – Я тогда не подходила к ней с помощью: надеялась, что она справится сама, ведь видела, насколько она сильный человек. Но! жизнь удивляет. Оказалось, за маской безразличия девочка скрывала гору угнетающих её комплексов. Ты, скорее всего, в то время хоть раз слышал, будучи неподалёку от моего курса, как на девочку «в дешёвой школьной форме» при любом её появлении в близи от одноклассников того парня сыпались упрёки и издевки. Ты, скорее всего, даже помнишь, как она выглядит: слегка засаленные волосы, убранные в низкий хвост, простенькая местами изношенная одежда, на лице неудачно нанесённый поверх прыщиков тональный крем (он, казалось ей, придаёт лицу хоть какую-то ровность), очки в большой оправе, а за ними – удивительные глаза, которые, к огромному сожалению, никто почти что и не замечал… У неё действительно были очень красивые глаза, но всем и дела не было до них, ибо сначала они видели «поношенную одежду и кривоватые ноги», а то, что они видели, то и кричали ей вслед. «Тебе на голову вылили масла?», «Ты родом ни из курятника случайно?», «О, а мех на твоих руках согревает в холодные зимние вечера?» – слышала Олисавья постоянно, изо дня в день. Это задевало её сильно, но не ранило. Ранило же другое: когда издевки над внешностью мешались с тем чистым и настоящим, что она так бережно хранила и лелеяла, с её любовью к тому старшекурснику. «Ты, Боб, – так звали парня, – уверен, что встречаешься с девушкой?» – бух! Удар. «Она же комплекцией, как какой-нибудь задрот!» – бух! Ещё удар. «А щетина на её лице не мешает вам обжиматься?» – бух! Рана. И так постоянно. «Тебе не стоит с этим отрепьем таскаться!» – бам! Больно. «Ты что, серьёзно говоришь, что она милая? – надежда. – А, ты пошутил! Вот это я понимаю!» – бам! Вдвойне больно. «Она же уродка! – бух! – Правильно, что бросаешь эту замарашку,» – бух! Бах! Бам! Конец. Её это убило. Вечные издевательства, насмешки, ложь, как ей казалось, со стороны человека, который был для нее смыслом жить – все это убило её внутри… – девушка перевела дыхание и продолжила. – В начале мая (да, столько месяцев ей пришлось жить в своём собственном аду) кто-то выкрал из лаборатории в Естественно-научном комплексе флакон, но не раскрыли с чем он был. Так как кругом камеры, все сразу узнали, что похитительницей оказалась Олисавья. Флакон сразу же хотели забрать, но определённое нахождение девочки не смогли отследить, потому весь курс, включая меня, бросили на её поиски, предварительно сказав, чтобы мы никому ничего не говорили, а в случае обнаружения тотчас же сообщали куратору по делам о преступлениях в школе (тебе же известно, как все у нас строго, особенно с воровством). Разделившись, каждому пришёл приказ в каких местах смотреть: по камерам отследили слепые зоны, где могла бы прятаться Олисавья. Действовали быстро, ибо все понимали, что ни к чему хорошему это не приведёт. По стечению обстоятельств или по велению самой судьбы выпало найти её мне. Девочка стояла на балконе близ запасного выхода с открытой бутылочкой в руках и будто знала, что приду именно я. Она, услышав шаги, повернула в мою сторону свое заплаканное лицо и сказала: «Привет, Мишель, однако ты долго, – я не поняла. – Мне крайне хотелось, чтобы это была ты, – я снова не поняла, но уже попыталась сказать, что лучше ей отдать флакон и пройти со мной; тогда-то я все и загубила. – Жаль, очень жаль, что ты, как и все, не способна принять мои желания, – качая головой, отвечала она. – Я надеялась, что ты, может быть, постараешься мне помочь, но – нет: ты на стороне садизма, – я попыталась уверить её в обратном, и это было ещё одной ошибкой. – Смешно, что самая успешная ученица до сих пор боится стрессовых ситуаций и не умеет говорить с будущими самоубийцами, – я испугалась: мы были на третьем этаже, а в руках у неё неизвестная жидкость. – Ты, наверное, думаешь, что я спрыгну, – почему я раньше не знала, насколько она хороша в психологии поведения. – Но можешь не бояться: это не стало бы уроком для всех тех, кто еще не понимает, что нельзя считать человека куском мусора. Из-за его вида или проблем – хоть из-за чего. Мой же урок покажет, что действительно уродливо, – я хотела подойти, но страх неминуемого сковал мои ноги. – Они говорили, что я страшная, – я терпела; они говорили, что от меня ужасно пахнет, – я молчала, пыталась простить их, но, когда они заставили поверить в это Боба, так что он прямо в лицо сказал мне: «Ну ты и правда мерзкая» – на мои слова о любви, тогда-то я поняла, что должно стать их расплатой, – я ждала, что она будет делать. – Сзади тебя записка – ну, ты знаешь, как поступают суицидники – отдашь её, кому надо – пусть все узнают, что стало причиной моего сумасшествия, как скажут потом. Но я хочу, чтобы ты знала правду: в тебе есть силы все изменить». Она тогда так светло улыбнулась, что более красивой я её ещё никогда не видела… Но, не успев опомниться, мой взгляд застыл на том, как она подносит к лицу флакон со словами: «Наше геройство не пройдёт мимо – люди будут помнить. Прощай,» – и резким движением руки выливает все его содержимое себе на лицо, – на минуту голос девушки задрожал. – Она жутко закричала… А я не могла и сдвинуться с места… Помню, тогда забежала толпа людей – все были в ужасе от увиденного, но кто-то все же смог вызвать медпомощь. Как позже выяснила экспертиза, Олисавья вылила на себя едва ли ни смертельный раствор серной кислоты. Все думали, что она умрёт, но она выжила… оставшись навечно, как она после попыталась сказать, «тем самым уродом» … – Мишель невольно присела на песчаный берег.