Многогранник

Незаметно пролетели внеурочные минуты – прозвенел звонок; все, предварительно собрав свои сумки, отправились на занятия: Амос – на смешанное фехтование, стрельбу и конную езду (усложненный вариант по требованию его отца, который, впрочем, освобождал время для развлечений, так как включал все, чем увлекался юноша помимо учебы), Мишель и Ренат, взявшись под руку, как настоящие аристократы девятнадцатого века, выдвигались на пение, Раф – на злополучную профготовку.

На все той же гладко подстриженной поляне Оздоровительного комплекса все также слышались команды мисс Хидден и ещё пары мастеров: «Быстрее! Да что вы делаете… Уклон! Анкор! Браво!» – и тому подобное, что давно уже выучил наизусть Амос, который, к слову говоря, спеша к назначенному часу, застегивал костюм для тренировок на ходу.

– Hallo, мистер Эбейсс. Опаздываем? – укорительно спросила мисс Хидден и повернула голову вперёд, туда, где были два молодых дуэлянта, ловко обходившие друг друга.

– Guten Tag, мисс Хидден. Едва ли! Вот, ещё целая минута, – и Амос указал на часы.

– Тогда я вами довольна: за последние восемь лет вы впервые на минуту раньше, а не точь-в-точь в назначенный срок – прогресс! – мастер нежно похлопала по его плечу.

– Спасибо, это все потому что я застегивался на ходу, – будто серьёзно сказал Амос, и мисс Хидден, качая головой, улыбнулась в ответ. – Так что же, мисс, сегодня мой оппонент снова не захотел участвовать в схватке, как и все эти года?

– Да, думаю так. Но… – она с серьёзным лицом, собираясь сказать что-то важное, повернулась к нему. – Знаешь, Амос… – мисс Хидден хотела договорить, но юноша осторожно прервал её.

– Знаю, мисс Хидден, оппонента никакого нет: вы тогда все придумали. Но зачем – я не понимаю, – оживленно проговорил он.

– Ах, да, ты же из неглупых ребят, – мисс Хидден ласково пригладила его волосы. – И как давно ты это понял? Хотя, что за бессмысленный вопрос! Все же очевидно, что через год наших тренировок.

– Да, мисс, именно так.

– Получается, я в тебе не ошиблась, – подчеркнула уже взрослая женщина, давно позабывшая себя лет в двадцать; видно было, что она прошла через худшее за эти годы. – Но если хочешь знать, Амос, почему я решила сама с тобой заниматься, не отдавая возможность ученикам, то могу сказать одно: ты лучший в этом деле теперь, а тогда я увидела в тебе большой потенциал. Сейчас же меня довольствует то, что ты можешь показать наилучший результат стрельбы, фехтования и скачки, имея всего два или три дня в неделю занятий, хоть у некоторых, чтобы иметь нечто подобное, уходит все неделя. Ты молодец, как здесь, так и в том, что ты делаешь, – Амос с непониманием взглянул на неё. – Да, мне известны твои работы с петициями и прочими противоуставными внедрениями. Особенно нравятся мне в некоторых женских кабинках для переодевания списки с тем, почему стоит любить себя, уважать других и не бояться, как там… А! «Печальных попыток окружающих расстроить вас глупыми словами» – действительно воодушевляет. Хоть я и не была в мужских гардеробных и раздевалках, но точно уверена, что там есть такие же листы, – открыв замок кармана, мисс Хидден достала яркий лист, где блёстками была точь выжжено заглавие долгого списка: «Почему мы равны».

Мальчик впал в ступор, потому что не знал, как реагировать: то ли поблагодарить мастера, то ли испугаться, что преподаватели могут знать об этом.

– Не переживай, вы умело распределили эти списки – кто бы мог проговориться, не знает о них, а я случайно увидела, когда заходила найти ученицу. Ты, наверное, знаешь ее: такая невысокая, полноватая, с разноцветной радужкой глаз…

– Д-да, знаю… – набираясь смелости, но все ещё смотря в землю, ответил Амос.

– И что же…? – полюбопытствовала мисс Хидден, видя, что он что-то хочет ей сказать.

– Понимаете, мисс, она, как и некоторые другие курсанты, не совсем принимала себя такой, какая она есть, даже очень не принимала… Мы лишь хотели помочь, хотели объяснить, что все имеют право на жизнь, что все могут выглядеть, как хотят… Но вы же видели её в последнее время сами! – все с большим энтузиазмом разгонялся Амос в своём рассказе.

– Видела. Она покрасила волосы… – начала было мисс, но Амос продолжил свое.

– И ей идёт! Она теперь спокойно, не как раньше, говорит с однокурсниками, да и преподавателями тоже. Она делает забавные причёски, и ей это нравится! А всего-то надо было рассказать, что она важна для нас… И вот какие перемены! Конечно, после того, как она увидела список и прочитала его, ей захотелось найти нас, но мы сами пришли к ней на помощь и говорили, говорили, говорили с ней. Она оказалась потрясающим человеком! А про неё такие гадости шептали… – Амос был взволнован и хотел рассказать ещё и о других учениках, чьи жизни поменялись после их списка, но, взглянув на мастера, понял, что и так много допустил до распространения.

– Я очень рада за неё, Амос, и рада, что вы вчетвером помогаете другим разобраться в себе, как когда-то вам помогла Мишель.