Многогранник

Ему стало совестно, что он действительно обманывает одного из лучших людей в этой школе.

– Извините, – у него непроизвольно опустились глаза, – но я не могу рассказать: это сильнее меня. Я не могу поделиться с вами своими проблемами: вы учитель, а я ученик – нас должно связывать лишь обучение меня, – сказал серьёзно Амос и слегка пожал плечами.

– Вот теперь можно говорить о том, что кто-то ошибается – к примеру, ты, – мальчик посмотрел в её непонятное лицо (он никак не мог решить: красиво оно или нет). – Только что вы, мистер Эбейсс, уверили себя в том, что не можете рассказать мне о своих проблемах…

– Не я… – прервал её полушепотом Амос.

– Оу-у, – лицо мисс Хидден выразило тревожную печаль, – мне, конечно, доводилось слышать, что ваши родители соблюдают все правила воспитания курсантов, но не думала, что в такой степени, – мальчик покраснел и повернул голову вбок. – Кончено… Не только родители, но и школа… Да, здесь много прокрастианцев, давящих на учеников. Не стоит, Амос, слушать все, что они тебе говорят: ты человек, прежде всего, и я это вижу – ты не должен быть таким, каким тебя хотят видеть, – она присела на одно колено и вонзила шпагу в землю. – Ты действительно пока что не можешь сказать о всем, что тебя беспокоит, и я, как бы это ни было мне лестно, не тот человек, которому ты поведаешь о своих проблемах, поэтому могу лишь дать совет: если идёшь на тренировку, то лучше отбрось все мысли прочь и забудься, а то так будет бессмысленно ходить и «проигрывать», – мисс Хидден встала, отряхнулась, положила на плечо шпагу и направилась в сторону других учеников. – Будь сильным: пока что я ничем не могу помочь; нужно время, а это непросто – долго ждать. Mata ne, мистер Эбейсс.

Амос был в растерянности.

– Мисс Хидден, подождите, – вдогонку проронил он, – я исправлюсь; извините, что так вышло, – и поклонившись, пожал ей руку, что значило выражение благодарности среди курсантов.

– Прекратите извиняться за естественность – это нелепо, – с упреком сказала она.

– Да, вы правы, – согласно поклонился он вновь, – Mata ne, мисс Хидден, – и мастер удалился.

«Какой же я бестолковый! Надо же было так облажаться! С этими мыслями о Рафе, о родителях, о Мишель загубил урок. Да ещё похоже, что я недостаточно хорошо держусь: она же поняла…» – думал про себя Амос, собирая вещи в рюкзак и временами дергая плечом.

Переливающиеся огненным светом круги стен зала для Профессионального приготовления испускали яркие солнечные пучки, способные озарить собою миллионы домов, но озаряли лишь одну комнату Высшей школы первого этапа. Шум, созданный в ней ритмичными ударами ножей о разделочные доски, мог оглушить любого «нежеланного гостя», прибывшего с посланием или поручением от руководителей других курсов, но для привыкших учеников и учителей Лиги Персонала это был марш победы над основами изучаемой дисциплины.

– Раз, два, раз, два – огурец, – громогласно прокомандовал преподаватель Рафа, когда его «подопечные», как он любил выражаться, нарезали овощи и фрукты всеми известными методами. – Раз, два, раз, два -помидор. Раз, два, раз, два – помело! Не отстаём и слушаем ритм! Раз, два…

Двадцать два курсанта под счёт толстого, раскрасневшегося от своих же возгласов, вспотевшего Клерка Грида двигали исключительно руками, делая «свою работу» и не желая получить осуждения от преподавателя; ребята трудились стоя на протяжении полутора часа и не имели права присесть.

– Раз, два, раз, два – не спим над продуктами! – кричал он. – То, что вы освоили основы вчера, не значит, что можно забывать их сегодня!

Где-то в углу зала возник «музыкальный» резонанс: упало блюдо с овощами.

– Лентяи! Лоботрясы! – в мгновение вспыхнув яркостью, Клерк Грид пронёсся в ту сторону, где произошла ошибка. – Чему вас учили?! Портить все, к чему прикоснёшься?! – он стоял над беззащитной, полноватой девочкой, которая, содрогаясь при каждом его слове, продолжала ритмично резать фрукты и овощи. – Что ты режешь! Кто убирать будет?! – Грид выхватил разделочную доску, стукнул ею по столу и выкинул в сторону, меж рядов.

Девочка сжалась от страха и не смогла начать что-то делать.

– Ну что ты стоишь, глазами хлопаешь?! Пошла убирать! – он схватил её за плечо и толкнул под стол, туда, где лежало блюдо.

Кто-то испуганно вздохнул.

– Д-да, д-д-да, месье… – тихо глотая воздух, отвечала та.

– 30 часов исправительных занятий! Смотри, чтоб не вылетела отсюда вообще!

– Д-да, месье… – она усиленно сдерживала слезы.

Кругом царило молчание, но не тишина: курсанты знали, что, если они перестанут делать то, что им сказано, то их ждёт худшая участь, и девочку вовсе могут выгнать из школы («ни один ученик не имеет права на помощь другого ученика: вы на то и из благородных, чтоб сами справлялись или исчезали отсюда» – начинал так Клерк Грид чуть ли ни каждую неделю).

Раздался звонок.

– Конец! – раздражающе громко сказал побагровевший преподаватель, стоя все на том же месте, и ножи прекратили стук. – Задание получите как всегда, у себя в корпусе. Можете уходить, – он открыл выход в коридор и, поморщившись, ушёл куда-то.