Много шума из никогда

— Дозволь мне с ними! — выкрикнул десятник Неро, и я едва успел ухватить его за тупой конец копья. Два катафракта — вполне достаточно, чтобы развеять эту сволочь. Двойной столб пыли, лучащийся изнутри сталью, накатил на край крестьянской шеренги и, ничуть не замедляясь, двинулся от одной заметавшейся фигурки к другой: Григорос и Павлос не нуждаются в подкреплении. Только… почему так дико завизжала лошадь? Не может быть…

С внезапной ловкостью крайний пехотинец бросился под брюхо греческой лошади, уходя от пронзительного удара копьем — и покатился, невредимый, прочь от жестоких копыт. А второй крестьянин уже взлетает сзади на круп, охватывая за плечи моего катафракта… Я не вижу, как Григорос выскальзывает из седла: сзади накатывает пыльный шлейф… Из бурого облака вылетает куда-то вверх лошадь — почему-то подгибает голову под себя и начинает медленно приземляться набок, пробивая брешь в живой стене славянских воинов… Их не узнать: откуда взялись в руках удобные боевые топоры? И — поздно, слишком поздно затрещали алыберские арбалеты.

Рогволод снова поймал меня на старом фокусе: под драными крестьянскими сорочками — новенькие кольчуги дружинников! Теперь страшная россыпь темно-серебристых фигурок просто летит навстречу моим перепуганным, суетящимся арбалетчикам — полминуты, и заработают скорые русские топоры, плеснет по глине алыберской кровью… А катафракты мои, как назло, стоят врассыпную — так нельзя выводить в контратаку тяжелую кавалерию: покосят всех поодиночке! А собирать всадников в клин уже некогда… Что — самому хвататься за меч?

Царь Леванид задевает меня плечом и пробегает влево. Жаль старика… крикнуть ему, чтобы на коня — и прочь! Что он там возится с катапультами? Все равно камней не успели натаскать нерасторопные славянские работнички: и можно бы ударить по опорьевцам, да зарядить нечем… Возле катапульт паническое мельтешение потных тел — рослый алыбер в треснувшем халате яростно дергает колесо, натягивает метательный канат — мощные лапы с пустыми ковшами рычагов уже дрожат от внутреннего напряжения: сорвать тормоз — и железный скорпион нанесет страшный удар дюжиной своих хвостов! Только — камней все равно нет, а опорьевские дружинники уже в полсотне метров.

Мне повезло — оглянувшись вбок на Леванида, я просто не мог не заметить, что одна из телег обоза, нелепо раскоряченная посреди наших оборонительных порядков, нагружена какими-то мешками… Только потом я понял, почему единственную из множества повозок выволокли поближе к вооруженным катафрактам: на этой подводе везли алыберское серебро, найденное на лодьях. Тяжелые, среднего размера мешки из плотной ткани…

Царь Леванид быстро вскинул на меня взгляд, когда первый увесистый мешочек лег в жадно раззявленную чашку рычага. И — посветлел лицом: короткая команда по-грузински… орудийная прислуга уже ловко перехватывает в руках жесткие, набитые монетами мешки — все десять рычагов заряжены! Отталкивая наводчика, Леванид сам бросается к нагруженной, просевшей катапульте — быстрый взгляд вперед… Кольчужная волна опорьевцев вот-вот накатит, и вражьи дружинники уже перехватывают половчее, двойным хватом, зазубренные секиры…

Оттолкнувшись коленом от железной рамы, Леванид сорвал рычаг. Расторглась цепь тормоза — в воздух отлетели куски звеньев — машина рванулась вперед, выдергивая из глины задние лапы, с характерным сухим треском скорпионьи хвосты разжались… И волна жидкого серебра вспорола воздух! Невидимая смерть, обдав горячим хвостом пыльного ветра, ушла вперед — колючей серебряной взвесью хлестнуло по вражеской цепи! Камнемет ударил по наступавшим прямой наводкой — злые темные пятна, приземистые вражьи фигурки уже наперли на редут, уже почти взобрались на гребень… и вдруг в воздухе здесь и там расцвели фантастические переливчатые султанчики ослепительно белой пыли: это разлетелись холщовые мешки с монетами. Убийственный металл повсюду — миллионы острых светящихся капель вспенили воздух, и кольчуги нападавших вмиг обросли зеркальной наледью: монеты впивались в доспех, рассекая его и превращая в рванье. Будто тесное облако жесткого излучения накрыло нападавших — я увидел, как людей отрывает от земли и сметает прочь невидимая сила: ни стрел, ни копий не было в этом сияющем воздухе. Авангард армии княжича Посвиста уничтожили мелкие серебряные деньги алыберского царя.

Гулко бухнув, камнемет тяжело ударил оземь железным задом и устало замер, вверху лениво заколебались отработавшие свое дело рычаги — совсем как отскочившие рога московского троллейбуса… Алыберы радостно загалдели, и царь Леванид торжествующе вскинул вверх сухие длани: каких-нибудь десять шагов не добежали опорьевцы до наших порядков. Мои катафракты замерли, пораженные невиданной мощью алыберского оружия, — а я отвернулся, чтобы не видеть чуть вдали светлые пятна растерзанных греческих фарей и кровавые тела Григороса и Павлоса. Впрочем… два катафракта за дюжину опорьевских дружинников — это, несомненно, моя победа.