Читаем Много на земле дорог полностью

Совсем другое выпало на долю Намжила. Он должен был приготовить макароны с сыром. О таком кушанье он никогда не слыхал. Намжил разломил макароны на мелкие кусочки, бросил их в кастрюлю и залил холодной водой. Положил чайную ложку соли. Потом подумал и добавил еще столовую ложку. Но что нужно было делать с куском сыра, который лежал на столе, Намжил не знал.

— Липа! — тихонько позвал Намжил.

Но Липа не слышала. Она в этот момент ползала с тряпкой под кроватью Александры Ивановны. Из-под вязаных кружев простыни выглядывали только грязные пятки девочки.

— Эх ты, Липа-береза! — со вздохом пробормотал Намжил.

Он покрутил в руках кусок сыра, прикинул его на вес и решил, что будет граммов четыреста. Если бы еще граммов сто! А то, что делать с четырьмястами граммами?

Вскоре, пятясь как рак, Липа вылезла из-под кровати и, размахивая тряпкой по двум крайним половицам, приблизилась к двери.

— Слушай, Липа-береза, — зашептал Намжил, — как соединяют макароны с сыром?

Липа выскочила в кухню, заморгала светлыми ресницами и вскинула вверх острые плечики точно так, как она это делала, когда ее врасплох вызывали к доске.

— Наверно, сыр сварить надо, — сказала она.

— Ну, а потом?

— А потом в макароны положить и с маслом…

Намжил махнул рукой и вышел на улицу, где, уже забыв о дровах, весело боролись Женька и Ганька.

— Дураки! — сердито крикнул Намжил, искренне сожалея, что не взялся за рубку дров. — Стойте! Как приготовить макароны с сыром?

— Не знаю, — честно сознался Женька.

А Ганька важно сказал:

— Это одно из сложнейших итальянских кушаний. Наш великий классик Гоголь очень любил макароны. Честное слово! Я читал в серьезной книге. Делается это так: сыр режется на куски и поджаривается на сковородке. А затем берется прибор для набивки папирос и вареные макароны набиваются сыром.

Намжил испугался.

— Каждая макаронина? — с недоверием спросил он.

— А как ты думал? Намжил вернулся в кухню, положил сыр на сковородку, но, к его ужасу, сыр молниеносно начал плавиться и превращаться в тягучую жижу.

Намжил проворно снял сковородку и стал думать, как быть дальше. Около него с тряпкой в руках громко вздыхала Липа.

— Не вздыхай! — раздраженно сказал Намжил. — Мой руки, и будем придумывать, что делать с макаронами.

Липа ополоснула руки под рукомойником, вытерла их фартуком. Но ни она, ни Намжил ничего придумать не могли, а беспокоить больную вопросами не решались. В отчаянии Намжил вытряхнул слипшиеся макароны в тарелку, сложил туда же четыреста граммов плавленого сыра, и Липа со страхом понесла больной бабе Саше «сложнейшее итальянское кушанье».

<p>7</p>

Вечером Александра Ивановна сказала внуку:

— Вот попробуй, Костя, что сготовили твои «помощники».

Костя взял с тарелки несколько пересоленных макарон с плотно застывшей на них желтоватой массой плавленого сыра, попробовал, но тут же незаметно от бабушки положил назад на тарелку.

— Это они по неопытности, баба Саша. Научатся.

— Липа вот, верно, прибрала на совесть, — оглядывая чистую комнату, продолжала Александра Ивановна.

— Завтра другие придут, баба Саша… — рассеянно сказал Костя.

В эту минуту он думал о своем. Было тоскливо на сердце. Не хотелось вспоминать о том, что случилось с ним час назад, но мысли упорно возвращались к одному и тому же…

В свободное время он любил ходить по школе. В этот раз он зашел в учительскую, заглянул в кабинет директора, обошел оба этажа и остановился у доски расписания уроков. Уроков у Елизаветы Петровны не было. Но так хотелось видеть ее! Костя решил пройти мимо ее дома. Он часто ходил здесь, и, случалось, Елизавета Петровна увидит его из окна, окликнет, позовет в дом. Или откроет окно, перемолвится словом, а то и сама выйдет на улицу.

Костя прошел мимо заветного дома с белыми ставнями и цветущими геранями на подоконниках. Дом безмолвствовал. Недвижимы были и шторы на окнах.

Костю неудержимо потянуло туда, где вчера над рекой сидел он с Елизаветой Петровной. Захотелось сесть на то же бревно, закрыть глаза и представить, как, смеясь, коснулась она рукой его волос.

И он пошел туда. Сел на бревно. Закрыл глаза…

Вдруг где-то совсем близко послышался мужской голос:

— Любовь бывает разная, Лиза. Моя любовь к тебе…

Шум ли ветра или стук встревоженного сердца заглушил этот голос, Костя не понял. Он знал лишь одно: мимо прошла Елизавета Петровна. Прошла не одна. Костя зажмурился, он не мог взглянуть на того, кто сказал эти страшные слова.

На сердце стало темно и пусто…

Наконец Костя открыл глаза. У ног его тихо струилась река. В прозрачной синеве были видны темные верткие тельца маленьких рыбок. Где-то в вышине, в неспокойном сером небе, гудел самолет.

Улететь бы вот так же куда-нибудь далеко-далеко и никогда не возвращаться в Веселую Горку, не встречать Елизавету Петровну!

«Кто же он?» — подумал Костя и тут же сорвался с места, побежал по тропинке к селу. Там никого не было.

Тогда он бросился назад, но не тропой, а лесом, раздвигая колючие ветви боярышника и елей, у подножия которых стелились по земле мягкие и душистые ветви пихты.

Лес кончился. Появилась поляна с желтеющим ежиком скошенной травы.

Перейти на страницу:

Похожие книги