Мне отмщение

   Манат степенно кивнула, подтверждая его правоту - чем сильнее покаешься, тем легче путь на Ту Сторону, это истинная правда...

   - Не бойся, не бойся, все будет хорошо, - улыбнулся старичок, показывая беззубые десны. - Все будет хорошо...

   Батталя взяли за подбородок и далеко запрокинули голову.

   - Лжесвидетелю - смерть! - выдохнула площадь.

   Чайханщик сделал на горле человека глубокий надрез и быстро подставил посудину.

   Вскоре на ковре остались четыре трупа. Манат осушила последнюю чашу.

   И пролаяла над толпой:

   - Отнесите тела на холм, в старую каабу, их обглодают звери и ветер. С мертвецами положите все неправедно нажитое имущество, подаренное глупым халифом. Налагаю заклятье - это золото не достанется никому из живущих. Справедливость восстановлена. Радуйтесь!

   И площадь снова вскинулась и опала в благодарных поклонах.

Нахль, тот же день

   На помосте во дворе бойко играли музыканты: один бил в дарабукку, второй посвистывал на флейте, третий отчаянно терзал струны лауда. Певичка - из дешевых, ярко накрашенная и едва одетая - извиваясь, проводила ладонями по грудям и пела:

   Не могу я опомниться от безумной любви,
   Стало сердце мое безразлично к упрекам, к мольбе,
   Днем и ночью меня постоянно забота грызет,
   И ничем отступиться от муки моей не могу!
   Если вылечить сердце невозможно от этой любви,
   То тоска пересилит и погубит меня 4!

   Сайф ибн Дарим стоял на террасе и счастливо пошатывался от выпитого. Парчовый лиф сполз с одной из смуглых грудок певицы, обнажая розовый сосок.

   - Вах, роза, вах, роза садов, черноокая гурия рая! - зацокал языком почтенный Марзук, содержавший этот просторный дом у базара.

   Девица развела руки и затрясла выпуклым животом с прекрасными складками - золотые динары, нашитые на пояс прозрачных шальвар, призывно забрякали.

   - Клянусь разводом моих жен и освобождением моих рабов! - воскликнул Сайф ибн Дарим. - Я войду к этой женщине!

   - Динар на поясок, - умильно улыбнулся господин Марзук.

   - Иии-ик... - счастливо икнул Сайф. - Непременно!.. Еще вина! И несите же, наконец, сочных, жареных цыплят!..

   Его снова шатнуло.

   - Я должен облегчиться, - строго сказал бедуин сам себе и принялся задирать подол рубахи.

   - Эй, братец! - окликнул его из глубины дома младший, Гитриф. - Ты теперь большой человек, шейх благородных бану килаб! Разве можно такому благородному, обладающему имуществом мужу мочиться на землю? Вели подать себе таз, как то делают образованные люди из города!

   - А и правда! - обрадовался умному совету Сайф. - Несите посудину!

   И, покачнувшись, сильно махнул рукой - кстати, зря, чуть с террасы не рухнул.

   С медным тазом уже ковылял один из бану килаб - старик хромал, припадая на высохшую ногу, с выражением крайней преданности на лице.

   - Живей, калека! - рявкнул второй брат, Харис.

   И облизнул выпачканные в мясном соусе пальцы.

   Когда бедуин с тазом подковылял под самую террасу, стало видно, что это вовсе не старик - просто худой, оборванный человек с голодными глазами. Он встал на колени перед сыном Дарима и, преданно сверля Сайфа глазами, приподнял таз.

   - Вот вы порицаете меня за вино, - строго попенял невидимым попрекателям Сайф, - а оно очищает мою мочу и делает ее подобной серебру!

   И пустил в подставленный таз струю. Та с треньканьем забила в медное дно, брызгая и орошая лицо и одежду хромого.

   Наконец, Сайф с облегчением вздохнул и оправил рубашку.

   - Ну-ка прочитай мне что-нибудь, о Джундуба! - милостиво кивнул он утирающемуся подавальщику таза.

   Тот мгновенно вскнинулся, простер к Сайфу руки и продекламировал:

   Деяния ваши прекрасная мудрость лелеет,
   Одно лишь достоинство ими навеки владеет!
   Так светел ваш лик и сияет красой неземною,
   А скупость и низость ваш дом обошли стороною,
   Вы дарите прежде, чем гордый попросит об этом,
   Мечом защищаете честь перед всем белым светом! 5

   Сын Дарима с удовлетворением кивнул:

   - Хорошие стихи, о Джундуба!

   И обернулся к брату:

   - Брось ему кость с остатками мяса!

   Харис пожал плечами, выудил из блюда баранью лопатку и швырнул благодарно кланяющемуся подавальщику. Тот сноровисто поймал косточку и с жадностью вцепился в хрящик зубами.

   Сайф расстроенно покивал:

   - Смотри, о Марзук, что судьба делает с людьми! Вчера он был шейхом благородных бану килаб, а сегодня - последний нищий, беднее любого раба в нашем становище!

   Содержатель дома горестно покивал, оглядывая жадно лижущего соус беднягу, и с чувством продекламировал:

   Любая жизнь ведет к небытию,
   И это надо вытерпеть, как боль!