Мне хорошо, мне так и надо…

Через неделю они от Жана-Клода съехали в свою маленькую комнатушку в том же квартале Кагуразака. Подруга не работала, жила на деньги, которые ей дали родители. Мирей сразу пошла работать официанткой в кафе дю Каналь. Деньги она зарабатывала совсем небольшие, их хватало только на плату за комнату и самую скромную еду и сигареты. Пока Мирей это устраивало, проблема была в другом: живя во французском квартале, работая во французском кафе для туристов, она не чувствовала себя в Японии, замкнутый круг фальшивого и странного общества экспатов начинал её затягивать: те же самые лица каждый день, туристы со всего света, загадочные молчаливые гейши, ни с кем из них не заговаривавшие. Мирей казалось, что она быстро научится японскому, но ей удалось выучить всего несколько фраз. Японцы в их кафе почти не заходили. Мирей ни с кем из местных жителей знакома не была. Для того, чтобы работать официанткой в маленьком кафе и подавать блинчики туристам, не стоило уезжать из Парижа. По выходным они с подругой ездили иногда в город, познакомились с развлекательными кварталами Гиндза, Роппонги, Сибуя, даже доезжали до Синдзюку. Девочки столбенели от удивления, видя мерцающие рекламные щиты, но ничего купить не могли, совсем не было лишних денег. Мирей, которая в последнее время только и делала, что порицала буржуазное общество потребления, сейчас почему-то ловила себя на желании что-нибудь себе купить. Весь этот яркий мир странным образом не был похож на Елисейские поля. На центральной улице Гиндза находился знаменитый театр Кабуки, где они однажды побывали. Ничего не поняли: удивительное зрелище то движущихся, то внезапно замирающих в причудливых позах фигур. Резкая, скорее неприятная музыка, что-то совершенно чужое и притягивающее своей непонятностью. Зашли в храмовый комплекс Мэйдзи. Мирей стояла в тишине под его сводами, пытаясь ощутить истинно буддийскую атмосферу спокойствия, но у неё ничего не получалось.