Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой

Однако всё большее недовольство населения вызывал пугающий рост цен. Овёс для лошадей можно было купить только по 1 рубль 85 копеек, муку — 2 рубля 5 копеек, щуку — 22 рубля за пуд, уток по 4 рубля 50 копеек за пару, мёд по рублю за фунт!! Даже стеариновые свечи, дрожжи и мыло обходились теперь, соответственно, в 1 рубль 80 копеек, 1 рубль 20 и 65 копеек за фунт! Постановлением городской думы были введены карточки на сахар (25 копеек за фунт) и норма на крупчатку — по 20 фунтов на человека в месяц. Поэт-сатирик В. В. Князев, внук К. Н. Высоцкого и автор двух поэтических сборников, ёрничал на сей счёт в «Сибирской Торговой Газете» от 20 августа:

…А вот свиней, что кормят рынок,
Обыкновенных жирных свинок,—
Всё нет как нет!
А вот гусей обыкновенных,
Для нашей кухни убиенных, —
Всё нет как нет!
А вот баранов не двуногих,
Сенцом откормленных, двурогих, —
Всё нет как нет!
А вот упитанных овечек,
Для наших плит и наших печек,
Всё нет как нет!..

И зимний сезон в «Городском театре имени А. И. Текутьева» труппа господ Болдырева и Бельского открыла лишь… 18 декабря! А фруктовый сад Колмогоровых, как и вишнёвый сад в пьесе известного классика, не уцелел. В лихолетье революций и Гражданской войны он промёрз и разделил участь канувшего в Лету самого уважаемого сибирского сословия.

«Период Адамович» в жизни Гумилёва

С конца декабря 1913 года начинающий поэт Георгий Иванов, расставшись к тому времени с Осипом Мандельштамом, стал появляться в ночном литературно-артистическом кафе «Бродячая собака» на Михайловской площади Петербурга с новым другом — Георгием Адамовичем. Познакомились они на лекции Корнея Чуковского о футуризме в Тенишевском училище 13 октября. Несостоявшийся юнкер, член «Цеха Поэтов», и студент Петербургского университета быстро почувствовали больше, чем просто товарищеское влечение друг к другу, получив шутливое прозвище «два Жоржика».

Запомнил Георгия Адамовича и Николай Гумилёв, приглашенный однажды с Анной Ахматовой весной 1910 года на гимназический спектакль-мистерию по пьесе «Король прекрасен». Несмотря на провал представления, осмеянного и освистанного собравшейся публикой, автор поэтических сборников «Путь конквистадоров», «Романтические стихи» и «Жемчуга» счёл необходимым морально поддержать 18-летнего «драматурга и режиссёра» и, отыскав того за кулисами, протянул руку со словами: «Я не знаю, отчего они смеются…»[781]

Позже, встретившись с ним в знаменитом университетском коридоре, Николай Степанович таким запечатлел образ новоявленного студента: «…Небольшого роста, с большими красивыми глазами он выделялся среди толпы студентов своей изящностью и скорее походил на произведение искусства, чем на вихрастых юнцов…»[782] Будущий теоретик акмеизма ещё не предполагал в нём своего ученика, заявившего о себе строками:

Не знал и не верил в Бога.
Так, видно, мне суждено,
Но ветер принёс тревогу
В высокое моё окно…

Вечер 6 января 1914 года в «Собаке» по воспоминаниям поэта Бориса Лившица проходил оживлённо. К 11 часам с парадного входа появились Гумилёвы: «…Затянутая в чёрный шёлк, с крупным овалом камеи у пояса вплывала Ахматова, задерживаясь у входа, чтобы по настоянию кидавшегося ей навстречу Пронина вписать в „свиную книгу“ свои последние стихи:

… Я спросила: „Чего ты хочешь?“
Он сказал: „Быть с тобой в аду“.
Я смеялась: „Ах, напророчишь
Нам обоим, пожалуй, беду“…

В длинном сюртуке и чёрном регате, не оставлявший без внимания ни одной красивой женщины, отступал, пятясь между столиков, Гумилёв, не то соблюдая таким образом придворный этикет, не то опасаясь „кинжального взгляда в спину…“»

Медленно продвигаясь по залу, он ощутил на себе любопытные взоры очаровательно-грациозных спутниц «двух Жоржиков». Знакомство с близкими подругами-танцовщицами, страстными поклонницами ритмической гимнастики по системе Жака-Далькроза[783], Татьяной Адамович, младшей сестрой Георгия, и француженкой Габриэль Тернизьен, актрисой студии Мейерхольда и подругой Георгия Иванова, состоялось в тот же вечер.