"Млечный Путь, Xxi век", No 3 (40), 2022

- А что у нас не охраняется? Совесть? Честь?

- Золотая жила Сибири. Не найдена - не охраняется...

- И про нее тебе наворочали, "мастер"?

- Земля слухами полнится.

- Непутевые твои слухи, приятель. Они многих уже до могилы довели.

- Ты ведь жив...

- Я жив по другой причине.

- Секрет?

- Не расспрашиваю о жиле, вот и жив.

- Трудно поверить, Александр Маркович. По округе кто тут не рыщет. И все с молоточком, на всякий запасной. По камешку тюк-тюк: блеснет искрой золоченой? С лоточком вдоль речки. Водички зачерпнут, донный песочек размоют - блеснет ли искрой золоченой? А ты - здесь, в самом центре заколдованного круга. И - не расспрашиваешь. И молоточка, небось, нет? И лоточка, чай, не приобрел? Такая арифметика?

- Глупая твоя арифметика. Не всегда дважды два - четыре. И молоточек есть у меня, и лоточек пользую. Но о золотой жиле не расспрашиваю.

- И не ищешь?

- Не ищу.

- Не верю, как говорил Станиславский. Не верю, хоть побожись.

- Божусь.

- Так и поверил! Чем тебе еще тут заниматься? Высшие материи? Душеспасительные беседы с Всевышним?

- Не человеческое это занятие?

- Почему? Принимаю и приветствую. Но в осадок души выпадает: передергиваешь ты, штурман, передергиваешь, сын науки астрономии.

- Смысл?

- Вот его и не вижу! Запереться в глуши? без людей? и вести в одиночестве разговоры с Всевышним? Нет!.. Чтобы не сойти с ума, необходимо чем-то заниматься. Реальным. Имеющим конкретную цель. Это не охота для пропитания. Это... Штурман, куда на сей раз курс прокладываешь?

- Неймется вам эта золотая жила. Допытываетесь, допытываетесь. Уймитесь!

- Ее ищешь?

- Не ищу.

- Люди... геологи, старатели... ее ищут - надрываются, а ты...

- Мне ее искать без надобности.

- Уже и человеком себя не считаешь, штурман? Окончательно переименовался, как "Эвероланда", по приказу свыше?

- Отчего же, человеком себя считаю. Но искать мне жилу без надобности. И расспрашивать о ней тоже. Я сижу на ней, сплю на ней, греюсь от нее. Разуй глаза, хлопец. Жила эта - вот здесь, подо мной протянута, через подземные мои коммуникации.

- Чего-чего? Заговариваешься!

- Положим, не заговариваюсь. Если я не в Кремле, так у меня и подземных коммуникаций - никаких? Ошибаешься! Пыточных камер не держим, а подземные сооружения... Есть у меня и такие, подземные. Правильнее предположить, пещерные... Но правильнее ли так предположить, ума не приложу.

- Не компостируй мне мозги! - возмутился было я. Но услышал:

- Имеющие глаза, да увидят! Говорил же, а ты ноль внимания, "мастер", - наклонившись, он вынул из короба с солониной, в котором я давеча так и не пошуровал, ноздреватый самородок, величиной с голыш, и положил его на стол, рядом с моей фляжкой. - Дарю! Твой напиток богов того стоит!

Я пододвинул к себе металлический камушек медового отлива. "Увесистый", оценил, взвешивая его на ладони. На зуб пробовать не стал, чтобы не вызвать иронической усмешки. Другого способа проверки, кроме "зубного", не ведал по наиву душевному: даже обручальным кольцом еще не обзавелся. Впрочем, и об этом способе, самом распространенном у пиратов и менял, имел иллюзорное представление, почерпнутое из фильмов и книг.

- И много у тебя? - спросил у Старателя.

- Свое - карман не тянет, - неопределенно ответил он.

- Настоящее?

- Проверь, коли не жаль глаза... Там проба, на обороте. Царева. Петровской эпохи.

Я послушно, под гипнозом иррациональной ситуации, повертел самородок, ища рифленое тиснение. И смущенно зашмыгал носом, раскусив с опозданием розыгрыш. Досадуя, скоропалительно искал возможности отыграться. Вспомнил о целительной медали, подвешенной ко лбу. Снял ее, сравнил с самородком. По цветовому окрасу - сходны, по весу - почти... Положение обязывало выглядеть трезвым. Выглядел ли? - без понятия. Но голос, по напрягу, вроде бы трезвости еще не потерял. Вот этим трезвым голосом я и стал уличать Старателя. В чем? В том, что у трезвого должно быть на уме.

- Стало быть, медали чеканим?

- Ну-ну...

- Сувениры таежные...

- Зачем?

- На продажу.

- Кому? Михаю мохнатому? Экая невидаль, таежные сувениры! Ему мясо подавай на зуб, не золото.

- Мне тоже, - признался я.

- Тогда закуси, - Старатель пододвинул ко мне тарелку с мочеными в каком-то кисловатом соусе фруктами-дичками, похожими на антоновку, и пояснил: для выправления извилин - в самый раз. Проверено на себе, помогает.

Я закусил. Удовлетворенно кивнул. И подмигнув как заговорщику, затянул:

- И яблочко-песню держали в зубах...

10. Под пятой дядюшки Страха

Старатель в запале от водки и одиночества, а может быть, от неосторожного моего замечания о необходимости чем-то заняться, конкретным, целевым, чтобы не сойти с ума, наслаивал фразу на фразу. "Вначале было слово", повторял как присказку, оглаживая бороду, и говорил, говорил... Прорвало...

Говорил в охотку, словно открывал передо мной мир и н ы х слов, потаенных прежде во внутренних монологах. И я чувствовал: все, что он говорит, мне знакомо, вернее, должно быть знакомо, близко по ощущению, но как бы в сиюминутности бытия, в мельтешении будней забыто.