– Буду, – повторил Дидро. Странно: закрывай уши или не закрывай, но Мельяра он слышал прекрасно, будто тот говорил не вслух, а вкладывал слова прямо в голову.
– Дорнье пытался завершить декогеренцию, рассказывая нам о своих экспериментах. Он физик, и прав, когда говорит, что суперпозицию нарушает наблюдатель. В данном случае – он сам с его экспериментом по бесконтактному наблюдению. А я скорее философ и начну ab ovo, если не возражаете.
Дидро не возражал. Он вдруг вспомнил – как вспышкой сверкнуло, – где он раньше видел этого человека. Издалека, правда, и мельком, а потому не разглядел или не запомнил детали, но был сейчас уверен, что видел именно Мельяра, хотя тот и был тогда на полвека моложе.
Зеваки. Когда известие о том, что в пещере убили человека и полиция ведет расследование, распространилось по окрестным деревням, на плато стали приезжать люди. Глазели издали, наверняка строили фантастические предположения. Дидро обратил тогда внимание на молодого человека в спортивном костюме противного желтого цвета. Он будто специально выделялся из толпы. Переходил с места на место, вытягивал шею, пытаясь разглядеть хоть что-то внутри пещеры, а потом исчез – во всяком случае, Дидро больше его не видел и, естественно, забыл.
Это был Мельяр. Лицо молодого человека возникло в памяти так ясно, будто прошло не полвека, а несколько минут. Увидев странный взгляд комиссара, Мельяр замолчал на полуслове.
– Вы там были? – спросил Дидро.
– Там?
– На плато перед пещерой. Среди зевак.
– А… – протянул Мельяр. – Значит, вспомнили. Я ж говорил, что наедине лучше получится… Был, конечно. И в пещере был.
– Внутри?
– Да полно! Теперь-то вы, надеюсь, и это вспомните.
Комиссар не знал, что он мог еще вспомнить. Мельяр вздохнул.
– Ладно, всему свое время. После того, как я убил Понселя, мы с Дорнье менялись каждые несколько часов. В пещере хоть глаза выколи, суперпозиция была еще велика, и там нас было довольно много. Думаю, не меньше десятка… Не вспомнили?
Комиссар не знал, что еще он мог вспомнить. Мельяр вздохнул. Время, казалось, вернулось вспять на несколько секунд и продолжило бег, оставив в памяти обрывок настоящего.
– Все, – решительно сказал Мельяр. – Вспомните или нет, ничем не могу помочь. Что будет, то и будет.
Дидро неожиданно подумал, что в колледже Марк был лучшим по философии. Он объяснял мир словами и говорил, что мир лучше всего объяснять мыслями. Слова искажают смысл, а уравнения (о да, математика – язык Вселенной!) искажают смысл еще сильнее. Слова упрощают мысли, а математика упрощает слова, и потому…
– И потому, – услышал Дидро голос Мельяра, – добро и зло – такие же физические параметры, как тепло и холод. Электрон взаимодействует с протоном и после «удара» движется по множеству траекторий, которые получаются из решения уравнения Шредингера. Разумеется, все эти траектории существуют реально и одновременно, это называется суперпозицией. В суперпозиции находятся электрон с протоном, атомы, куда входят электрон с протоном, молекулы, состоящие из атомов, тела, состоящие из молекул, неживые и живые, и мы с вами в абсолютно всех возможных состояниях. В абсолютно всех, комиссар! В суперпозиции мы совершаем все поступки, какие соответствуют решениям шредингеровских уравнений. А решения эти зависят, в конечном счете, от того, куда и с какой скоростью полетел электрон после столкновения с протоном, и как отреагировал атом и что стало с молекулой… с триллионами молекул, каждая из которых находится в суперпозиции с огромным, но счетным, количеством атомов и частиц… Ну да, у физиков нет никакой возможности такие уравнения не то что решить, но и составить. Может, никогда такой возможности и не будет, но в природе все это существует, и все это неразделимо, и что бы физики ни говорили об усреднениях, уничтожающих квантовые эффекты, на самом деле, пока мироздание находится в состоянии суперпозиции, все эффекты существуют реально и одновременно. От того, куда полетит электрон, зависит – через множество этапов, множество взаимодействий – будете вы на завтрак есть яичницу с беконом или предпочтете круассан. Конечно, вы решаете сами, и, конечно, это решение в конечном счете определяется движением электрона… когда-то и где-то.
– Эффект бабочки, – пробормотал Дидро. Не то чтобы он начал что-то понимать в абракадабре, которую с энтузиазмом произносил Мельяр, но память подсказывала ему ассоциации независимо от желания и понимания.
Мельяр запнулся.
– Э-э… – протянул он. – Пожалуй. Эффект бабочки, да. Только в гораздо более глубоком физическом смысле. Вы выбираете, как поступить. Вы выбираете – сделать доброе дело или совершить зло.
– Не так все просто, – возразил Дидро, ощутив вдруг симпатию к этому человеку, недавно не вызывавшему никаких иных эмоций, кроме раздражения. И разговор стал интересен. О добре и зле Дидро много думал по долгу службы, и выводы представлялись неутешительными.
– Не просто, – немедленно согласился Мельяр.