МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №3, 2015(14)

Чисто литературные предпосылки этого очеловечивания кризисов понятны. Реальная история, при всей своей сюжетности, порой оказывается на редкость занудна. Пока общество не подберет правильный ответ – снова и снова идут волны распада и деградации, войн и смут, причины которых малопонятны современникам. Так гибла Римская империя – «не дотянувшись» до индустриальной фазы развития, она во многом пожрала саму себя, перепрела. И сюжет победы над тупиком традиционного сельскохозяйственного общества относится к совершенно иной исторической эпохе. Но и в эпоху Нового времени сложно сказать, кто именно из ученых обеспечил прорыв к индустриальному миру. Н. Стивенсон попытался ответить на этот вопрос, но его «Барочная трилогия» сложнейшее сплетение историй, в котором главного героя выделить так же сложно, как найти основной поворот в лабиринте.

При этом перемена роли, которая может считаться предательством – крайне редко становится чисто моральным актом. Просто сквозь старую маску вдруг проступают совершенно иные черты лица – цыпленок пробивается сквозь скорлупу. Это можно сравнить с проявлением новой личности пациента, когда искусственную, установленную для контроля, уже не может поддерживать гипнотизер. Причем не обязательно восстанавливается оригинальная личность – перед нами новый индивид.

Соответственно, персонажи в кризисе (элементы второго уровня) делятся по своей осведомленности, и трансформация их происходит по линии смены масок:

– архитекторы и организаторы распада. Они в тайне и тьме, они скрыты – на первых порах. Если манипуляторы и кукловоды в итоге снимают маски и являют себя – как Авенезер третий в «Кесаревне» – с ними можно бороться и даже побеждать. Трансформация их маски – это трансформация самого исторического времени. Но завышенная субъектность кризиса требует компенсации, иначе бы мир вокруг нас повиновался исключительно капризам скрытых гигантов, а модели кризисов стали бы чересчур стохастичными. И в пределе своего могущества – кукловоды утрачивают личности, как утрачивает ее Бог у Спинозы. Абсолютное знание отнимает свободу выбора. Глеб Марин, разобравшись с полученными знаниями атлантов, – вынужден инициировать распад государства Палладии в своем мире, чтобы разрушить Союз. «Золотой дракон Дево» – всего лишь суперкомпьютер погибшей цивилизации, вынужденный отвечать «да» любому, получившему к нему доступ. Высшие по возможностям маги в мире кесаревны Отрады – это не люди-номосетисы, а тупые звери, источающие витальную силу. Ну а те земные конторы, которые приняли решение снимать блокаду с планеты Эстебан – скорее безличные воплощенные принципы, бюрократические машины. По-настоящему они и не могут снять маску – за ней ведь нет человеческого лица.

И чем более могущественную силу мы желаем увидеть в существующем мире, тем больше ограничений вынуждены на нее наложить;

– все, кто борется в кризисе – фигуры на доске. Это герои или злодеи, все равно. Они обладают значимой информацией, но не полной картиной. Что еще важнее – у них нет своего мегапроекта. Ни Гумилев, ни Север, ни Глеб Марин первых своих лет, ни львиная доля «Опоздавших к лету», ни Алексей Пактовий, ни даже царь иудейский Иешуа, – не знают, какой мир они хотят получить и как достичь этого образа. В сердце живет ностальгия, но сохранять старое больше нет сил. Поскольку надличностной проектностью они не располагают – обостряется проблема выбора и моральные дилеммы.

С одной стороны часть моральных норм, этикет и условности – приходится выкидывать. Забывать о старых одолжениях, плевать в лицо благодетелям («а я тебя вот таким взял» – антагонист в «Гиперборейской чуме» взывает к совести позитивных персонажей). С другой – какие-то нормы приходится соблюдать железно, пусть и ценой собственной жизни. Представление о благе своего окружения или людей в целом – становится той основой, на которой действуют персонажи.

Самый, пожалуй, яркий пример – это император Арий. Пытаясь добиться блага империи, почти уничтожив Астерия Многоживущего, он оставался статистом в громадном спектакле конца света. И когда цунами застало его корабль у побережья – предпочел погибнуть с приближенными и командой, а не телепортироваться на берег.

Когда второстепенный персонаж получает почти неограниченный доступ к информации – Отто Ран, нашедший грааль, или же царь Диветох, разобравшийся в воспоминаниях Отрады – адекватного проекта он все равно создать не может, в лучшем случае его вмешательство точечно. Он как случайный прохожий, оказавшийся в нужное время и нужном месте – подает герою оружие.

Да, разумеется, вторичные персонажи сохраняют некую свободу воли – и могут попробовать начать переделывать мир под себя. Как попробовал профессор Иконников в «Транквилиуме», отчасти как Астерий в «Кесаревне». Их бьют в спину, но эти удары не есть чистое проявление подлости – они недостаточно хорошо знают вселенную, чтобы переделывать ее. Они уязвимы из-за несоответствия своих планов и объема сведений.