Господь все слышит. Когда я говорю с Ним, в комнате уже не страшно одному. Даже могу выключить немного света. Совсем не страшно. Говорю с Ним и мне хорошо.
– Пусть отец не болеет, – шепчу я. – Пусть отец не болеет. Пусть отец не болеет.
И делаю знак, как меня давным-давно учил отец. Три пальца ко лбу. Три пальца к животу. Три пальца к ближнему плечу и к дальнему. Затем повторяю
– Пусть отец не болеет.
Я еще немного стою на коленях. Думаю, но мыслей очень мало. Думаю об отце. Он всегда обо мне заботится. Всегда кормит и жалеет. Люблю его. И всех люблю. И больше всех – Господа. Я Его никогда не видел, но все равно люблю. Я говорю:
– Спасибо тебе, Господь!
И ложусь спать.
А утром все начинается. Ем завтрак. Много разной и вкусной еды. Отец ждет, пока все съем и ведет через много коридоров. Я их не запоминаю. Знаю только, как идти к себе, в зал и на улицу. Отец меня сам водит, он добрый.
Приходим в большую комнату, где куча разных железных штуковин. Сперва беру что полегче и поднимаю много раз. Отец говорит, чтобы я поднимал другие. Иду и поднимаю. Железные штуки становятся все тяжелей. Отец ходит рядом. В руке у него палка и он говорит:
– Поднимай выше, недоумок! Поднимай выше!
Я поднимаю, и мне это нравится. Больше я ничего не умею. Отец знает и не требует, чего не умею. Я поднимаю, и отец радуется. Люблю, когда он радуется.
Но скоро становится тяжело. Руки и ноги болят. Плечи болят. Еще болит в груди, но провожу рукой – и крови нет. Не понимаю. Снова болит и колит. Хочу спросить отца, но не знаю как.
Когда наступает обед, мы выходим из комнаты. Я иду медленно, отец подгоняет меня палкой. Садимся обедать. Снова много вкусной еды. Отец не ест, просто сидит. Сидит и перебирает бумажки с цифрами. У него их много. Они разноцветные. Бумажки одного цвета – в одну кучку, другие – в другую. А я ем. Это интересней.
В груди уже не болит.
После обеда отец отпускает на улицу. Там я бегаю по траве. Отец держит в клетках много больших и маленьких кошек, слонов, собачек и обезьянок. Когда набегаюсь, иду к ним. Они весело шумят в клетках. Подхожу то к одним, то к другим. Какая-то красивая женщина дает мне еду, и я всех кормлю. Большие и маленькие кошки едят мясо. Обезьянки – фрукты, слоны сахар, а собачки – кости.
Прошусь к ним, и красивая женщина пускает. Играю с большими кошками. Они облизывают меня и обнимают лапами. Они огромные и мягкие. Я глажу их красивую полосатую шерсть. Люблю животных. Иногда я их подбрасываю, но им не нравится.
Наигравшись, хожу и всех глажу.
Скоро приходит отец. Ведет в комнату с разными железками. Я снова их поднимаю. Грудь начинает болеть. Тяжело поднимать. Потом наступает вечер. За окнами темно и отец говорит, что хватит. Я падаю на пол и закрываю глаза. Отец бьет меня палкой и говорит встать. Встаю. Идем ужинать. Затем домой. Иду медленно. Все болит, еле иду.
И так каждый день. Но иногда меня ведут в огромный круглый зал. Приходят люди и улыбаются. А я поднимаю им грузовики, тяжелые шары, прицепы… Давно там не был.
Однажды я спросил отца:
– А когда в зал?
– На эту арену больше не выйдем, – ответил он. – В большое здание переезжаем, все! Будь готов. Вот так цирк у нас будет! Все зрители, все деньги – мои! Другие разорятся, ясное дело… и черт с ними!
Отец засмеялся. Я тоже засмеялся. Он похлопал меня по плечу и сказал:
– Ни у кого нет Самсона! Только у меня!
Я все жду, когда поедем в большой зал. Там будет еще больше кошек и слонов. И высокие потолки! Буду подкидывать шары так высоко, как захочу…
А пока каждый день поднимаю железки. Отец говорит, стану еще сильней. Говорит, так надо. Железки становятся все больше и больше. Еле поднимаю. Но отец бьет меня палкой и кричит:
– Выше! Выше!
Я что-то роняю на пол и падаю. Дышать тяжело. В груди болит. В глазах темнеет, ничего не вижу. От страха кричу и плачу, но скоро все проходит. Отец не бьет меня. Он смотрит на большую дыру в полу и краснеет. Я сворачиваюсь в клубок. Хочу убежать, но нет сил.
– Ах ты сволочь!
Отец подбегает и начинает бить. По ногам, по рукам, по голове. Лежу и плачу. Отец кричит и ругается. Размахивается так, что палка ломается. Щепки летят во все стороны. А сам падает рядом. Его начинает трясти. Задыхается. Я зову на помощь, но никого нет. Отец едва дышит, потом хрипит и затихает. Все хорошо. Он лежит на спине и смотрит в потолок.
– Сколько еще я должен заплатить? Тупой… неуклюжий…
Он очень устал. Жалко его. С трудом встаю и беру на руки. Несу домой. Но опять забываю дорогу, и отец ругается. Бросает что-то тяжелое на пол и уходит. Остаюсь один. Смотрю на пол и вижу кусок шоколада. Разворачиваю бумажку и ем. Отец всегда обо мне заботится.
Дорогу до дома я знаю. Иду медленно. Не понимаю… и все провожу, провожу по груди рукой, но крови там нет.
– Кто же ударил меня? – шепчу я.
Дома включаю свет и встаю на колени. У меня есть, что сказать Господу.
– Господь! Пусть отец не болеет. Пусть отец не болеет. Пусть отец не болеет.