В качестве одного из актов очищения был разыгран откровенно пропагандистский спектакль «Дело о цивилизации Миракль». Кворум Координаторов заявил, что отныне все попытки организованных элитарных банд опорочить идеалы «Взрывающегося Тысячелетия» будут беспощадно караться. Многим казалось, что в истории Октавы наступил решительный поворот к лучшему. Повсюду только и говорили о «подозрительной ошибке технарей», о варварстве и геноциде. Следствие по делу Миракля было организовано масштабно. Привлечены лучшие эксперты, специалисты по социальным аномалиям. Вскоре, однако, следствие зашло в тупик. Время разорвало связующие нити, которые вели к ядру преступления. Наладчики «луча гуманности» частью давно исчезли в лабораториях генной инженерии, а создатели космического скальпеля пополнили «Пантеон бессмертных». Эти аудиовизуальные призраки молчали о своем прошлом и восхваляли прелести электронного бессмертия. Программисты Пантеона бессильно разводили руками, сокрушаясь по поводу несовершенства техники эго-консервации.
Решено было попытаться частично реплицировать погибшую цивилизацию Черного карлика. И хотя это было дорогое удовольствие, провинции поддержали расточительный проект.
Пришлось переоборудовать комплекс «Торраксон». Координаторы обсуждали, кому можно поручить столь щекотливое дело. Тогда и вспомнили об Арновааллене. Капитану-наставнику доверяли, но все равно были предприняты меры, исключавшие моральные колебания опытного репликатора.
Так произошла единственная встреча Арновааллена с Сиэленом – Экспертом-хранителем Законов. Капитан всегда с удивлением вспоминал подробности той странной высочайшей аудиенции…
…Ночь. Аллеи Бозры, полные шелеста, аромата, пронзительных криков мерцающих птиц. Молчаливые стражи вели его все дальше, и вскоре он уже задыхался под тяжестью парадного мундира.
Аллея внезапно оборвалась. Они стояли на поляне перед беседкой, густо увитой ползучими растениями. У входа стоял Криб в тонком нитридном скафандре. Он приветствовал капитана и предложил следовать за ним.
Арновааллен почувствовал боль от сомкнувшего на руке обруча психоконтроля. Капитан инстинктивно дернулся.
– Не волнуйтесь, – сказал Криб. – Таково правило внутреннего этикета.
Скованные цепью, они с церемонными поклонами вошли в скромную беседку. Хранитель Сиэлен сидел на грубой, почерневшей от времени скамье и, казалось, дремал, уронив голову на широкую грудь.
Арновааллен с трудом вспомнил начальные фразы приветственного рапорта и чужим хриплым голосом выпалил:
– Мудрый свет вашей беседки освещает путь, предначертанный идеями…
– Т-р-р… – пробормотал Сиэлен, открыв большие бесцветные глаза. Окинув Арновааллена холодным взглядом, он спросил:
– Много ли модников среди репликаторов вроде вас? Побрякушки, жетоны, бляхи, кружевной воротник…
Опытный Криб пришел на помощь:
– Парадная форма репликаторов. Стандарт восемьсот шесть дробь…
– Какое расточительство, – проворчал Сиэлен, расправляя складки поношенного, залатанного во многих местах плаща. – Признайтесь, капитан, вы наверняка порядочный гурман. У вас такое сытое выражение лица!
– Рацион «Пальта», – услужливо подсказал Криб. – Плюс гормональные инъекции.
– Так можно целиком превратиться в желудок. А ведь вы, капитан, имели заслуги перед Октавой… Полагаю, что в процессе репликации социума Миракль вы проявите благоразумие и выдержку. Помните, что природа космогенеза способна ставить перед разумом цели, достижение которых требует выхода за пределы морали, всегда ограниченной рамками времени и условий. Поэтому жертва всегда чиста и беспощадна.
– Я… – хотел было ответить Арновааллен, но Сиэлен перебил его:
– Прекрасно, ступайте. Помните: «дело Миракль» может открыть вам путь в «Пантеон бессмертных». Криб, проводите капитана.
Они вышли из беседки, и Криб отстегнул обруч психоконтроля.
– Вам повезло, капитан, – сказал он почти мечтательно. – Это была историческая беседа. Воспоминание на всю жизнь. Это полная внутренняя свобода, конец всех сомнений.
– Вы правы, – согласился Арновааллен, потирая онемевшую кисть…
…Да, это было давно, но даже сейчас, ожидая начала репликации, помня о предстоявшей инспекции «Торраксона», капитан ощущал боль от тугого браслета. После высочайшей аудиенции жизнь его до крайности осложнилась. О капитане говорили с восторгом, а думали с ненавистью. Ему перестали доверять друзья. Даже Каргоарлос впал в уныние и откровенно высказывал мрачные предположения. Особо острые разногласия с теоретиком начались после того, как поступили секретные кадры палеохроники, необходимые для репликации социума Миракль. Они оказались частично фальсифицированы, исчезли все данные об «играх фейм-миров».
– Я ухожу в тень, – сказал Каргоарлос. – Мои идеи распродали, расхитили, изуродовали. Я знал об этом, но был спокоен, зная, что истина независима от воли. Теперь я лишился даже последнего убежища – забвения. Координаторы не допустят достоверной репликации Миракля. Наше время прошло, Арновааллен.