МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №2, 2018(24)

– Нет, мадам, не стоит удивляться пустоте эвакопункта. Даже если сигнал услышали все, нет гарантии, что на него немедленно откликнутся. Вернее предположить обратное. Кое у кого не выдержали нервы, кое кому все равно где доживать последние дни – в вакууме, в трактире, в курной избе…

Ирнолайя испуганно посмотрела на Шперка.

– Вы это серьезно?

– Вполне.

– У вас опасные шутки, капитан. Вы ведь знаете, что нарушение генетической программы невозможно. Неужели вы допускаете, что представители высшей цивилизации могут променять идеалы Взрывающегося Тысячелетия на водку с квасом? О таком даже подумать страшно.

– Идеалы у преступников? – Шперк развел руками. – Ну, знаете…

– Вот я вас и поймала! – Ирнолайя вздернула искусно приклеенные брови. – Прелестно, капитан. Значит, вы с легкой душой способны поставить нас, вестянскую элиту, на одну доску с гомозаврами, рецидивистами и прочим сбродом! В таком случае, позвольте спросить, к какой категории уголовных лиц вы причисляете лично себя?

– На этот вопрос я отказываюсь отвечать, – сказал Шперк, небрежно откинувшись на диванные подушки.

– Почему? – настаивала Ирнолайя. – Вы же шли сюда с открытой душой! Так извольте обнажиться.

– Хотите услышать от меня гадости? Пожалуйста, – проворчал Шперк. – Да, сударыня, я капитан-наставник «Торраксона» – самый обыкновенный преступник. Вас это устраивает?

– Обыкновенный? Ну-ну, валяйте.

– Я смею так утверждать, потому что не вижу особой разницы между преступником, сидящим в звездолете, и рецидивистом, укрывающимся на чердаке. Пусть у них принципиально разные возможности, масштабы и средства, но сущность одна – насилие. Преступление аморально в любой системе счисления, оно абсолютно в любой точке пространства и времени.

– Адвокатствуете в пользу землян? Этих вонючих гомозавров? Очень милую компанию вы себе избрали! Что, в таком случае, заставило вас прийти на эвакопункт? Если вы считаете себя рядовым преступником, то какая разница вам, в какой точке пространства осуществлять насилие? С такой философией можно жить где угодно, хоть у черта в жилетке.

Шперк достал папироску и нервно затянулся.

– Я пришел, повинуясь генетической программе. Но если вникнуть глубже, подсознательный автоматизм ни при чем. Есть более сильные мотивы. Возможно, вам они покажутся мелкими, для меня же они – ценный результат ссылки.

– Что же это? Любопытно, – насторожилась актриса.

– Стыд, мадам, обыкновенный стыд. Вам знакомо это чувство?

Ирнолайя отвернулась к окну.

– Да, мне стыдно, что я, капитан-наставник, совершил гнусное преступление, не понимая этого ни там, на «Торраксоне», ни потом, во время следствия и суда. Я доказывал, что действовал в рамках служебного долга, что гибель команды репликатора произошла не по моей воле, а в результате неуправляемого процесса, нарушившего устойчивость аттрактора. Теперь я понимаю, что это была отвратительная ложь. Понял я не потому, что стал лучше, а потому, что жил на Земле, научившей меня самому удивительному качеству души – состраданию. Для меня обретение этого чувства – главное в жизни. Человеческая жизнь научила меня стыду и пониманию того, что моя вина ничем не может быть искуплена.

Ирнолайя потерла озябшие руки.

– Чудак вы, право, или помешанный, – сказала она. – Послушать вас – так впору вскрыть себе вены. Выходит, тридцать лет мучений – недостаточная плата за наши ошибки? Да у вас горячка, мой милый.

– Формально мера наказания была установлена точно. – Шперк выпустил широкое кольцо дыма. – Но стоит вникнуть в детали, и многое становится неясным. Возьмем, к примеру, прожитое мной последнее тридцатилетие. Считается, что я отбывал наказание чуть ли не в аду, и мою бренную плоть ежечасно терзали гарпии. Чушь! Когда вспоминаю мою тихую кабинетную жизнь, приятное самокопание, сытую дрему в богатых гостиных, я начинаю сомневаться, было ли это вообще. Это и есть страшное наказание?

– Значит, для вас это была только игра воображения. – Ирнолайя покачала головой. – Теперь понятно, откуда у вас закомплексованность, ощущение неискупленной вины. Пожили бы хоть денек в моей шкуре, тогда я бы посмотрела, куда делся ваш стыд. Красная девица! Меценаты, антрепренеры, поклонники… Одни модистки чего стоили – ужас! Как вы можете сомневаться в действии вестянской системы наказания?

– Я не говорил, что сомневаюсь, – уточнил Шперк.

– Ах да, вы, кажется, искали утешения. Поплачьтесь, поплачьтесь…

– Перестаньте кривляться, – процедил Шперк. – Возможно, я не испытал тех нравственных мук, которые выпали на вашу долю. Мой вывод касается только меня. Для меня подлинное искупление возможно только на Весте, в зоне Барлео-Альфа. Не мифическое искупление, а искупление черным и неблагодарным трудом.

– Допустим, – сказала Ирнолайя, возвращаясь к камину, – ссылка была для вас иллюзией искусственной личности. Тогда непонятно, какую цель преследовал суд, подменив наказание идиотским фарсом? Существуют тысячи более дешевых и эффективных способов морального и физического воздействия на преступников.

Шперк растерялся.