Млечный путь № 4 2016

А он сам? Если бы он узнал раньше? Если бы догадался по мелким деталям типа гастрономических особенностей типичного хищника или способности слишком легко лазить по деревьям (еще бы, с такими-то когтями)? Разве он смог бы стать ее братом и другом? Он мог бы закрывать глаза и представлять себе Тилли в образе Сандры – но открывая глаза и видя перед собой вот это... А ведь она успела понять, что он – это он. И была шокирована, конечно – но не пыталась его убить. До самого конца. Ладонь глазом вперед – это явно не жест агрессии или даже самозащиты. В драке глаза защищают, а не подставляют противнику. И когда он упал к ее ногам, она убрала ногу, чтобы он случайно не поранился о когти.

«Ты хороший».

«Увидишь человека – убей».

Меч Родгара взвился над головой...

– Мужик, ты чего?! – испуганно попятился алебардщик, тщетно дергая топор, застрявший в черепе Тилли.

Меч полетел в траву, так и не обагренный человеческой кровью. Единственная кровь на нем осталась серо-зеленой.

* * *

– Ну и сколько ты хочешь за этот... амулет?

– Одну крону. Всего одну крону.

2016

Рассказы

Марита ПИТЕРСКАЯ ЭКСПЕРИМЕНТ

Вот и сбывается все, что пророчится.

Уходит поезд в небеса – счастливый путь!

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется

Не умереть, а именно уснуть.

(В. Высоцкий, «Баллада об уходе в рай»)

Элиас увидел свет. Бледный, как цветок лотоса на воде, свет раскрывался перед глазами его, подрагивал белесыми лепестками лучей, колючий и бархатно-нежный одновременно. Элиас засмеялся, радостный, как ребенок, бегущий за радужно-пестрым мячом по цветущему лугу, и распахнул глаза навстречу ослепительно-белому, и белое было вокруг, теплое, точно утреннее парное молоко, и Элиас тонул в нем, нырял в бездонную глубину, бесконечно задерживая дыхание, и белое звенело в ушах, пело тонко натянутой струной… оборвавшейся с пронзительно-острым звоном, и Элиаса вынесло из безмятежно-белых глубин, как рыбку, пойманную на стальной крючок, и кинуло оземь. Вскрикнув от боли, Элиас закашлялся, глотая высохшим ртом непривычно колкий, давящий легкие воздух, и тотчас же холодное жало шприца воткнулось под кожу его, вливая в вены остатки белого – успокоительно-легкий, потерянный рай. Веки Элиаса дрогнули и приподнялись. Элиас лежал на кровати и смотрел в потолок – странно прозрачный, будто каток, застывший морозной зимой, гладко залитый водою каток с переливчатыми подсветами лампочек где-то в глубине льда.

– Где я? Что со мной случилось?

– Вы в клинике. Все хорошо, отдыхайте. Как только вы полностью придете в себя, с вами обязательно побеседуют.

Она была в обжигающе-белом, откликнувшаяся ему медсестра, от снежного холмика остроугольной шапочки на макушке – до тонкой занавеси халата, скрывающего ее незябнущие коленки. Элиас улыбнулся. Все и вправду было хорошо. Тот долбаный грузовик, размазавший его по асфальту… черный, огромный, как гора, вылетевший из-за угла грузовик… он швырнул Элиаса на бордюр тротуара, словно слон, навалился на грудь, и ребра Элиаса затрещали и сломались, и череп его – треснул расколовшеюся цветочною вазой еще раньше, и последнее, что Элиас помнил – кровь, густой, мазутною лужей растекающуюся по асфальту, и кислый привкус ее, смешивающийся с костяным вкусом разбитых зубов… А потом пришел белый.

Элиас осторожно ощупал под простыней руки и ноги. Все было на месте, неповрежденное, не отзывающееся душной волною боли при каждом движении. Элиас покрутил головой, коснулся пальцами затылка, ожидая найти повязки и гипс… ничего. Он был цел, как вновь собранная игрушка, как блюдце из тончайшего фарфора, едва сошедшее с заводского конвейера, ни трещинки, ни пылинки… Элиас вскочил на кровати, отбросив простынь.

– Что со мной происходит?! Принесите мне зеркало!

Прозрачно-льдистое, залитое лампочной подсветкой, пространство над головою его сгустилось, острым, металлическим блеском хлестнуло по краям. Над запрокинутым в крике лицом Элиаса висело зеркало, а в зеркале отражался он сам – светловолосый, коротко стриженный, в белой больничной пижаме… юноша лет восемнадцати, каким Элиас помнил себя по студенческим фотографиям двадцатилетней давности. Белый вновь ударил в виски с неумолимостью нокаутирующего боксера, и Элиас всхлипнул, и опустился на кровать, закрыв лицо руками.

– Что вы со мною сделали?.. Где я нахожусь?..

– А вот это уже нехорошо, молодой человек. Плакать, как глупый ребенок… ну-ну… Профессор Альштейн, позвольте представиться.

Элиас не сразу заметил его – грузного, приземистого господина в костюме цвета «мокрый асфальт», затаившегося на стуле у изголовья кровати, дожидаясь его пробуждения. Белый медленно отступал, откатывал холодно-приливной волной с хрустким привкусом соли, и Элиас вытер слезы и, свесив ноги, сел на кровати.

– Элиас Берг, старший научный сотрудник Института экспериментальной генетики…