Я понял, наконец, что мое призвание – это именно поиск ответов на такие вот непростые, похожие на вызов, вопросы. Мне это нравится! Это – мое!
И почему-то в тот момент я вспомнил о Даниэле Корт.
Если вы подумали, что я вдруг осознал какой-то важный факт, помогающий нам понять, где она и что с ней случилось, то вы несколько забежали вперед.
Но что действительно отметил мой оживившийся интеллект?
Ведь понятно, что не мог Таридис всерьез рассчитывать на то, что эта дама, заигравшаяся в мечтах, известная в некоторых кругах лишь своими экстравагантными вечеринками, способна провести расследование, причем не простого дела об измене супруга или еще какой-нибудь иной неприятной бытовой мелочи. Понятно: мы столкнулись с задачей, которая требует не только профессионального умения от следователя, но определенного уровня его образования.
Кому-то придется искать мотивы преступления, имеющие корни, как мне тогда впервые стало ясно, уходящие не только в историю семьи Таридиса, но и переплетающиеся с историей, например, Испании, или связанные с развитием живописи. Да и многое еще могло всплыть в ходе столь любопытного расследования, не говоря уже об интригах и тайнах в сообществах коллекционеров.
К тому же сюда действительно были приглашены люди, обладающие и знаниями, и необходимым профессиональным опытом. Тогда зачем нужна была здесь Даниэла Корт?
Я уже тогда понял, что ждали именно ее, и не случайно.
– Прежде всего, выясним, кому могла быть выгодна смерть Таридиса? – вернул меня от рассуждений к текущим делам голос Грина.
– Это не тот вопрос, комиссар, вам не кажется? – немного резко возразил я.
– Я понимаю ваши сомнения и волнения, но мы пока оцениваем ситуацию, исходя из того, что все, сказанное всеми свидетелями, является абсолютной правдой. Тут возникают некоторые противоречия, но уже сейчас мы можем сказать, что они объяснимы.
– То есть мы должны бы выяснить, кто считал, что выиграет от этой смерти?
– Принимается. Вряд ли Мария рассчитывала на хозяйскую щедрость, да и огорчение ее было непритворным, – согласился комиссар. – О том, что девушка – дочь хозяина этого дома, я думаю, знали немногие, а может, и никто не знал, по крайней мере, из тех, с кем мы уже говорили.
– Вы уверены в этом?
– В том, что не знали? – уточнил Грин.
– Нет. Это неважно.
– Это для тебя не важно, – с полуусмешкой заявил комиссар.
– Да, меня больше интересует, действительно ли Мария – дочь Таридиса? – ответил я серьезно и без тени иронии.
– Я заподозрил это сразу во время первого разговора с ней, потом сделал пару запросов и получил нужные мне материалы из Мадрида. Это абсолютно точно. Можешь не сомневаться, – уверенно заявил Джулиус.
– Мне это тоже приходило на ум, – вынужден был признаться я.
Не могу сказать, почему, но этот факт меня огорчил. Если комиссар и заметил изменение моего настроения, то виду не подал, за что я ему был весьма признателен. Но если бы меня тогда спросили о причине огорчения, вряд ли я смог бы ответить. Да и сейчас тоже не знаю. Все эти истории о странных и нелогичных отношениях между людьми мне казались еще и противоречащими не только здравому смыслу, но и законам природы.
– Вряд ли это упрощает нам понимание происходящего, – заметил я, скорее, для того, чтобы привести в относительный порядок собственные мысли, чем собираясь что-либо поведать собеседнику, который был и опытнее меня, и значительно осведомленнее.
– Конечно, – не стал со мной спорить Грин, – но выбирать нам не приходится. Однако лучше знать как можно больше об убитом и о тех, кто был рядом с ним накануне этой драмы.
– А Мария, как вы думаете, знала об этом? – спросил я и тут же сам себе ответил. – Нет, не может быть.
– Вот именно, – поддержал меня Джулиус. – Или мы должны предположить, что все эти события организованы, если не этой милой девочкой, то при ее участии.
– Чушь! – воскликнул я и на мгновение замер.
– Вот! – отреагировал на мою неожиданную паузу комиссар. – хотя, девять из десяти экспертов-психологов наше с вами мнение сочли бы несущественным в силу невероятной привлекательности Марии. – Грин многозначительно (или мне это почудилось) усмехнулся, – но я с вами абсолютно согласен. Если Таридис не сказал своей очаровательной помощнице, кем на самом деле она ему приходится, то возникает вопрос – почему? Что заставляло его хранить в тайне этот, по нынешним понятиям, невинный грех? – Джулиус проговорил этот полный сарказма текст уж слишком серьезно.
Мы замолчали, и каждый погрузился в свои мысли.
– Если это был грех, как бы к нему ни относиться, – попытался сформулировать я, пока мной самим не слишком осознанную мысль, – то здесь можно наверняка накопать с десяток драматических семейных сюжетов, да плюс состояние, которое должны будут делить между собой наследники. Или я слишком старомоден?
– Не знаю, – задумчиво протянул комиссар, не то соглашаясь со мной, не то сомневаясь. – надо бы собрать сведения об истории этой семьи. Что-то, мне кажется, все недоговаривают, по крайней мере…
Грин так долго молчал, что я счел своим долгом расшевелить его вопросом: