Млечный Путь № 2 2020

А как наш премьер, номинально считающийся главой национально-либерального движения, поступил с турецким квазисултаном Эрдоганом, когда тот послал, в целях прорыва блокады Газы, судно "Мави Мармара", до отказа заполненное отнюдь не безоружными террористами?! Судно остановили, обстреляли, нескольких "турецко-подданных" убили, но впоследствии Нетаниягу счел за лучшее выполнить все, одно наглее другого, требования зарвавшегося турецкого фюрера. А как он реагирует на вылазки террористов ХАМАСа и "Исламского джихада" из сектора Газа, насчет которого Шарон в 2005 году якобы не сомневался, что мы с ними окажемся полностью разъединенными ("Мы здесь, они там", - его слова)?

С ХАМАСом Израиль уже провел несколько показательных войн, но недвусмысленная победа Израиля не была достигнута ни в одной из них. В итоге фактор устрашения, в прежние времена служивший главным тормозом террористической деятельности, перестал играть мало-мальски заметную роль. Для террористов Израиль сделался "бумажным тигром". Военная мощь нашей страны такова, что мы могли бы разделаться с ХАМАСом за какую-нибудь неделю. Почему же мы этого не делаем? Потому что Нетаниягу боится (справедливо!) новых жертв среди израильских военнослужащих и мирных жителей. Он боится также суда мирового общественного мнения, а главное - изменения дружественного отношения к нам республиканской администрации США. Да и добьется ли в 2020 году второй президентской каденции Дональд Трамп?

Короче говоря, мы снова вернулись к ответным ударам по террористической структуре ХАМАСа и "Исламского джихада" - последние войны были такими же (в смысле неопределенного результата), как предыдущие. Тем самым правительство Израиля де-факто отвергло доктрину Бегина, охарактеризованную выше, хотя и утверждало, что действует именно по ней.

Обо всем этом А. Эпштейн пишет отрешенно, ничего не забывая и не откликаясь душевно на эту, по сути своей капитулянтскую, политику. С одной стороны он фиксирует наши грандиозные экономические успехи. С другой же - намекает на то, что Ликуд, уже десять лет правящая в Израиле партия, не в состоянии вернуться "к либерализму в его изначальном, классическом значении", хотя, быть может, именно эту идеологию стремится реализовать. Однако времена изменились, и, как мне кажется, пройдена точка невозврата. Вот почему столь пессимистично смотрит на будущее Ликуда, а значит, и Израиля Алекс Векслер, чьи высказывания я приводил в начале этих заметок.

Книга А. Эпштейна написана прекрасным русским языком, и поэтому она, будучи научным изданием, не может не заинтересовать массового читателя, который интересуется политикой. Впрочем, даже те, кто не интересуются политикой, не могут не быть подвластны ее влиянию. Поэтому всем, у кого за Израиль болит душа, рекомендую ознакомиться с этим незаурядным двухтомником.

Павел Амнуэль "Нет у Революции конца!"

Часто приходится слышать и читать, что в современной науке больше нет открытий. Все важное и принципиально новое открыто в прошлых веках, а сейчас ученые лишь наносят более тонкие штрихи на уже нарисованную, в принципе, картину природы. В недалеком будущем картина будет закончена, а вместе с ней закончится и наука.

А ведь действительно! Квантовая физика появилась сто лет назад, теория относительности - тоже, ДНК открыли в середине прошлого века, о происхождении видов писал Дарвин полтора века назад. Конечно, сегодняшняя теория эволюции далеко ушла от дарвиновской формулировки, но ведь это лишь развитие и уточнение идей великого Дарвина. Как и все последние достижения квантовой физики - результат решений уравнения Шрёдингера, выведенного почти сто лет назад.

Список можно продолжать долго. О скором конце науки даже сами ученые говорят не первое десятилетие. В 1996 году американский научный журналист Джон Хорган опубликовал ставшую бестселлером книгу, которая так и называется: "Конец науки". Он побеседовал с многими известными учеными самых разных специальностей - от астрофизиков и химиков до социологов и психологов. Корифеи с пессимизмом говорили о будущем науки. Все, мол, самое главное в природе уже открыто, а более мелкие открытия общую картину мироздания уже не изменят. Наука - во всяком случае, экспериментальная - доживает последние годы. Может быть - десятилетия.

Принципиально новые открытия