Млечный Путь № 1 2021

Мы теперь - самаритяне^{2}.
Озираемся безмолвно.
Горизонт, как в океане,
И холмов застыли волны.

Всё торжественно и скупо.
Ось вращается без скрипа.
И огромный синий купол
За несуетность мне выпал.

То есть "скорости вращения" (несуетности) "осей" поэта и планеты совпали. Правда, и в этом стихотворении добрым словом вспомнена Россия и друзья, которые там остались: "А над вами снег кружится/ И в душе моей не тает". В другом раннеизраильском стихотворении читаем:

И всё же - право слово! - повезло.
Неизбалованной по части странствий,
Достались мне библейские пространства
И дали дальнозоркое стекло.
"Когда я покидала отчий дом..."

Это "стекло" послужило для СП тем самым магическим кристаллом, сквозь который Пушкин прозревал даль свободного романа. Эпика, как и в России, осталась для неё чуждой. Но лирические излияния шли потоком. Иной раз она полемизировала сама с собой. Как, например, в стихотворении "Я начинаю с откоса, с обрыва..." С одной стороны, поэт любуется природой Израиля, с другой - грустит по российским черёмухе и жасмину. В одной строфе: "Я отвалила родимую глыбу" и "Выбрала небо синего цвета". И далее: "Что ещё выбрала, твёрдо не знаю./ Сердце - открыто. Как рана сквозная".

И снова: "Испоконность оливковых рощ/ И бездонность небесных высот!"

Меж больших и огромных камней
Единичность травинки видней.
В красоту не подбавлен сироп -
Будто схлынул недавний потоп.

Удивиться - уже полюбить.

Но! "Но забыть (ту страну. - М.К.)? Не успею забыть". Это удивительная формулировка - "не успею забыть". Значит, не хватит оставшегося времени жизни. Если рана сквозная, на её лечение требуется много месяцев, а то и лет. Да, по правде говоря, это и радует поэта: она и не хочет забывать родные места, в которых прожила семьдесят лет.

И последняя цитата из фактически сложившегося цикла: радость пополам с горестной неизгладимой памятью:

Наконец, я на этой земле. Я в еврейской стране,
Чтобы всё, что случится, со мною случилось.
А Россия во мгле. Но Россия осколком во мне.
Мы бываем вдвоём.
И она мне приснилась.
"Пробудиться, когда темнота не как сажа черна..."

(Мне в первые месяцы пребывания в стране тоже было знакомо это чувство.)

8

Книга "Ариэль" была подписана к печати 8 августа 2003 года, а спустя год, 26 августа 2004-го СП прислала мне автографы нескольких новых стихотворений, как сказано в сопроводительном письме, "с горячей сковородки". И добавила: "Я ещё не знаю, годятся ли сколько-нибудь для презента". (Потом-то они вошли в книгу "Рассвет и сумерки", в несколько иной редакции, с небольшими исправлениями, существенными дополнениями и, главное, без пунктуации. Позже СП сказала мне: "Это такая свобода! Ведь стихи приходят лишь с интонационными паузами, а все эти запятые, тире и многоточия появляются только на письме и требуют некоторых сознательных усилий. Ломаешь голову, где тот или иной знак препинания уместней". И это говорит бывший преподаватель русского языка и литературы! - значит, вольный поэт в нём победил знатока своего предмета. А привычней всё-таки и удобней для чтения - со знаками.)

Итак, привожу полностью начало первого стихотворения из присланной мне подборки:

Для чего, объяснить не могу,
Киноплёнку в себе берегу
На какой-то особенный день,
А посмотрит другой - дребедень.

Лодки. Мостик из мокрых досок.
Длинный остров. Кусты и песок.
Или тащится наш эшелон
По бескрайности наискосок.

Вся любовь. Нелюбовь. Перекос -
Тут, на плёнке.
Подряд и вразброс.

А что происходит со стихотворением в книге "Рассвет и сумерки"? Во-первых, две с половиной строфы "размножились" до семистрофья. Во-вторых, рукописная редакция завершается двустишьем, а книжная - шестистишьем. В третьих, расширенное стихотворение стало начальным в цикле "Вот история какая" (интонационный парафраз С.Маршака). И в-четвёртых, напоминание (самой себе?), как уезжали в эвакуацию и о своём туберкулёзе, который, в конце концов, пощадил бывшего и будущего поэта. (Сара Погреб прожила долго: умерла на 99-м году жизни.)

Дам небольшую цитату, чтобы показать, как этот текст выглядит в книжной версии: