Млечный путь № 1 2018

Он бежал и бежал. Вопли отдавались отовсюду. В какую бы сторону он ни метнулся, из тьмы возникали чудовища – лохматые, грязные, воняющие кровью и потом. И вооруженные.

Сил становилось всем меньше, проклятая корона мешала, но он все еще цеплялся за последнюю надежду. Там, за горами – море. Если он сумеет выбраться из долины – ловушки, то бросится со скалы. Утонуть будет лучше, чем попасть в руки к этим… озверелым…

Когда трава под ногами сменилась камнями, он остановился на миг, чтобы перевести дыхание. Наконец он нашел выход. Только бы добраться по тропе до перевала.

Но камни на тропе были остры, а он был бос. Каждый шаг причинял боль. Ступни кровоточили. Он замедлил бег. Заковылял. Потом опустился на колени. Пополз.

И тут они настигли его.

То, что творилось с ним в последующие часы, было неописуемым, нескончаемым кошмаром. Нет – от кошмара можно проснуться, он же был в сознании, и мог лишь молить богов, чтобы позволили ему впасть в забытье и не чувствовать этого ужаса. Но боги были глухи, равно как и его мучительницы. Он умолял, он плакал, но его продолжали избивать лозами, резать остриями копий, и вливать, вливать в него возбуждающе зелье. Многие на его месте были бы уже ни на что не годны, но он был силен, он был лучшим среди лучших, только таких выбирали в Цари вина. И только так можно было дать земле плодородие. И они наваливались на него, снова и снова, подбадривали друг дружку гнусными непристойностями, когда он, плача и скуля, вновь доказывал свою готовность. Чем больше всадниц проскачет на этом жеребце, тем богаче будет урожай, это все знают.

Настал, однако, миг, когда он больше не мог удовлетворять их. Он лежал на земле, в грязи, крови, слизи, собственном семени. Урожай обещал быть хорошим, и пора было завершать обряд. Старшая из менад, седая горбатая старуха, чьи руки были покрыты татуировками, подняла копье.

Он закрыл глаза, готовясь принять последний удар. Тогда все кончится.

Но он ошибся. Удар пришелся не в сердце, а между ног. Боль, которую он чувствовал прежде, была лишь тенью постигшей его теперь. Оказывается, он еще мог кричать…

Старуха с радостным карканьем подняла отсеченный кусок плоти – жалкий, отработавший свое, но годный для приношения храму.

Кровь хлестала из раны, заливала его живот и ноги, впитывалась в землю. И это вызвало новый приступ священного восторга, вакхического веселья. С радостным воем они бросились на жертву, разрывая на части, вгрызаясь в трепещущую плоть.

До последнего мгновения он был в сознании.

– Мне всегда казалось, – произнес главный менеджер, – что сценарист рекламы «Лабриса» внимательно читал зюскиндовского «Парфюмера». И нам просто не показывают последнюю сцену, где надышавшаяся феромонами толпа разрывает героя на части.

– Умничаешь много, – сказала женщина, создавшая все программы по которым работал «Тайм-трэвел». – Я для чего тебя держу? Мордой отсвечивать. Подобная клиентура ведется на мужиков твоей фактуры. Читал ли он Лермонтова? Ты еще бы спросил, читал ли он Еврипида.

– Ах, да, – спохватился менеджер, – может, все же, стоило вызвать врача? Он же еле ноги волочил, когда уходил.

– Ничего, его предупреждали. Открытым текстом. Выбрал бы бал или парад – был бы сейчас, как огурчик. Да и не будет с ним ничего. Переживет.

– Но, Людмила Терентьевна, а если он напишет рекламацию или в суд подаст?

– Никто не подавал же. А если и подаст… Юридически мы защищены, он все подписал. Физически он не пострадал. А моральный ущерб… Ну, пусть расскажет в суде про этот моральный ущерб во всех подробностях. Жалко тебе его? Любая женщина живет в такой картине мира постоянно, и умеет с этим справляться. – Она посмотрела в окно, в сторону парковки, куда сгорбившись, брел недавний клиент. – Слабак.

Миниатюры

Мария фон ЮСЕФССОН ПРОЩЕНИЕ

Бюргер был уже достопочтенным господином в возрасте, имел небольшое фотоателье в Мюнхене, жену и двоих взрослых сыновей. Жизнь его была спокойной, размеренной и сытой. Сыновья готовились к поступлению в институт – они были близнецами – жена все никак не могла решить: разводиться ей с Бюргером или нет, а собака так и не научилась приносить ему утром газету в кровать…

Это случилось в промозглом феврале 75-го. Он – заснул. Ему снился Суд. Впереди на возвышении сидел Судья: мрачный, огромный и угловатый. По правую руку от судьи сидел какой-то светлолицый человек с крыльями за спиной и свечением над головой, а по левую… Командир его карательной бригады, в которую он входил во время войны. У командира бригады теперь были рога на голове, а вместо стоп – копыта. «Все по канонам, как по книжке», – подумал Бюргер и ухмыльнулся, довольный остротой своей мысли и начитанностью.

А между тем Суд уже начался.

– Введите всех жертв подсудимого! – взревел Судья

И Бюргер увидел огромную толпу людей. Там были женщины, мужчины, старики, дети… Очень много детей. И самое страшное было то, что Бюргер их узнал. Да. Это были все, кого он убил во время войны. И это был его Суд – он теперь это понял. Его судили.