Млечный путь

— Мне тоже не хочется походить на Гарпагона, который постоянно думает о деньгах и о том, как бы их запрятать подальше. Мне хочется совсем другого: мне, как и тебе, хочется свободы и чистого воздуха!

— Не примазывайся, ты, мелкая душонка! — взревел Геворкян. — Сравнил! Твоя свобода — это балаганная свобода местечкового обывателя. Твоей свободы хватит на то, чтобы выцыганить у доверчивого соискателя дворянского звания последние гроши. А моя свобода, — он воздел руки к потолку, — это весь мир и даже кое-что побольше.

— Да, — ухмыльнулся Цинкель, — кто спорит, твои возможности украсть не сравнимы с моими.

— Мало иметь возможности, — Геворкян почему-то покосился на меня, — надо уметь, не нарушая законов, ими пользоваться. У нас криминальное государство, это надо понимать. Везде сидят авторитеты, любящие поговорить о демократии, справедливости и народном благе. Они как сели в девяностые, так и сидят. Не сдвинешь. Страна все время что-то строит, возводит, исправляет, собирает — словом, занимается полезным делом. Они к этому присосались. Они поняли, что воровать можно, созидая что-то полезное. И не просто можно, а необходимо. То есть от авторитетов есть прок. Но играют они исключительно по своим привычным криминальным правилам. Вот это и худо. Они не могут избавиться от криминальных ухваток. Да и не хотят. Все к этому привыкли, то есть сжились с криминальной системой. Выработался стиль, какого нет больше нигде в мире. Откаты стали нормой. Президент, сам по себе честный и порядочный человек, с этим ничего поделать не может. Против него несокрушимый чиновно-криминальный монолит. Бороться с ним бесполезно, с ним можно только сотрудничать. Наверху сейчас все превратились в патриотов, да таких искренних! Попробуй что-нибудь против России… Они тебе глотку перегрызут. Называется это все капитализмом по-русски. Такие вот пироги, милые мои. Не выпить ли нам?

…Корытников по-прежнему не подавал признаков жизни. Так шли недели, месяцы. Рыхлая зима незаметно сменилась гнилой весной. Снег стаял еще в феврале, поэтому не было ни капели, ни весело журчащих ручейков, что так радовали меня в детстве, ни надежд, что с приходом весны все изменится к лучшему, ни любви, которая могла бы меня расшевелить.

— А у тебя здесь очень мило, — сказала Вика, когда мы наконец-то легли с ней в постель. Произошло это у меня дома. — У тебя хорошая квартира. Но уж очень маленькая…

— Зато кровать большая.

Она засмеялась и нежно поцеловала меня в шею.

— Не для того я познакомила тебя с Генрихом, чтобы ты играл с ним в карты.

— Как ты бесстыдна!

— Ты тоже хорош: не устоял, орогатил человека, в доме которого тебя так хорошо принимают. Ты, кажется, усвоил привычку соблазнять чужих жен. Сколько у тебя их было?

— У тебя не было предшественниц! — закричал я. — И потом, я крепился, сколько мог. Но устоять перед твоим натиском не смог бы и отец Сергий.

Кстати, Вика разочаровала меня. Какова она была в те далекие годы, когда я был в нее влюблен, я помню смутно. Помню только, что она была чуть ли не по-детски неопытна. Теперь же… Конечно, годы замужества не прошли для нее даром, она была прекрасно оснащена технически, то есть хорошо подкована во всем, что касалось секса, но оказалось, что ей наплевать на партнера. Она делала то, что женщина в постели, по-моему, делать не должна. А Вика делала. Она, так сказать, возложила на свои хрупкие плечи все руководство половым процессом, превратив меня в слепого исполнителя ее сексуальной воли. А я привык господствовать в постели. Я привык, так велит мне моя мужская генетическая природа, все делать в постели сам, передоверяя партнерше лишь то, что считаю уместным. Порой мне казалось, что я скаковая лошадь, а она — суетливая наездница, которая никак не может сладить с темпом и направлением. Не знаю, как Геворкяну, а мне такая любовь не по нутру. Мне предстояла сложная задача: не обижая чувств Вики, найти способ деликатно указать ей на ее… недоработки.

Глава 30

Уже стояло лето, когда Корытников наконец-то объявился.

— Я работаю комплексно, — приподнято объявил он, — я нашел не только покупателя, я вместе с ключом запродал тебя в качестве экскурсовода по банку.

— Ну вот, дожил, мною уже и торгуют, — отозвался я.

— Хорошо, что в розницу, — поддержал мой тон Павел Петрович, — худо, когда начнут торговать по частям. В Швеции тебе предстоит побывать еще дважды. Сначала контрольная поездка, на этот раз в компании покупателя, вернее, его доверенного лица. И спустя какое-то время — завершающее действие.

Субъект, представлявший интересы покупателя, оказался страшно говорливым. Звали его Федором. Болтал он безостановочно. Но вот что удивляло. Он не понуждал меня вступать с ним в беседу. Он как бы разговаривал сам с собой. И еще одна особенность: ничего из того, что он наболтал мне, я не запомнил. А это наводило на мысль, что болтовня — для отвода глаз. Такие «болтуны» попадались мне и прежде. Они наговорят тебе с три короба вроде бы важных, значимых вещей, но после разговора с ними у тебя в голове не останется ничего, кроме головной боли.