Млечный путь

— Так, на чем я остановился? Ах, да, — на демонах… Итак, демоны подразделяются на девять чинов. По мнению мистиков и оккультистов средневековой Европы, — продолжал он вещать, скашивая глаза в свои записи и прищелкивая пальцами, словно считая деньги, — демоны, кроме того, подразделяются на… в своей оккультной книге, где привёл подробную классификацию демонов и инструкции для тех, кто… — Тут он осекся и, раздраженно слюнявя указательный палец, принялся искать продолжение. — Где же оно, черт бы его побрал? Ага, вот, оно! — Он торжествующе потряс в воздухе найденной страницей. — Это инструкция для желающих вызвать демонов. Вот видите, для желающих вызвать. Но нигде у оккультистов я не нашел, как изгонять их.

Мне начало уже все это надоедать.

— Вызвать демонов, это пожалуйста, не пройдет и минуты, как они будут у ваших ног! — вдруг раскричался старичок. — Но вот чтобы изгнать… тут я пас. А демоны… Что их изгонять-то? Меня вот выгнали из хореографического училища, и что? Остался я со своим демоном, — он гнусно хихикнул, — один на один. Ах, какие там были девушки, пальчики оближешь! Если бы я был шарлатаном, то посоветовал бы вам обратиться к…

— К церкви?

— Да, там бы вам с помощью силы, веры и поста…

— Силы веры, поста и молитвы, — поправил я его.

— Да-да! Силы веры, поста и молитвы! Впрочем, сам я в это не верю, сколько ни постись, сколько ни расшибай себе лоб в молитве, толку не будет, пока вы сидите без денег… Уж поверьте мне. Запомните, жизнь проста. Три ступени: рождение, собственно жизнь и… расплата. Последнее самое важное! Может, вам попробовать пообщаться с шаманом? Я знаком с одним таким. Запросто вызывает духов и, кажется, умеет загонять их обратно. Дам-ка я вам адресочек…

Зачем нам с Риткой шаман? Чтобы он, пока мы будем с ней предаваться радостям любви, плясал, гугниво подпевая и гремя бубном?

Из вежливости, вернее, из сострадания мы посидели у старичка еще полчаса. Одарил я этого жуликоватого страдальца по-царски. Мне было его жаль.

Когда мы ехали домой, Рита после затянувшегося молчания сказала:

— Главный демон… Это он правильно сказал, этот старичок… У каждого — свой. Помнишь, он еще сказал что-то о времени?

— Помню, — ответил я задумчиво. — Он сказал, что время это совсем не то, что о нем говорят и что выдумал о нем смертный человек, который только и думает, как бы время остановить, чтобы подольше задержаться на этом свете. Что время не движется от начала к концу. Что оно вообще никуда не движется. Это значит, что его и останавливать-то не надо. Время — это окаменелая вечность. Сдается мне, что не так уж он и прост, этот божий одуванчик.

— Он еще добавил, что, поскольку время стоит на месте, душа человека не умирает и может вселиться во вновь родившегося младенца. Не только в того, кто родится завтра, но в того, кто родился много веков тому назад. Значит, твоя душа может вселиться в человека Средневековья. Или в древнего римлянина.

— В римлянина? Это бы мне подошло.

Наконец-то купили шубу. Огромную! Из баргузинского соболя. А может, и не из соболя. Может, из арктического медведя.

— Она не лезет ни в шкаф, ни в чемодан! — кричала Рита.

Мы с Ритой вели замкнутый образ жизни. Новыми знакомыми и уж тем более друзьями не обзаводились. Да и желания такого не было. Незримая стена отделяла нас от мира людей.

Две недели мы с Ритой бродили по городу, по его старинным улочкам, допоздна засиживаясь в барах и ресторанах. Осчастливили своим посещение местную оперу. Давали Вагнера. Судя по кислым лицам моих соседей по ложе, я не был единственным, кто, страдая, высидел до конца. Рита заснула на Вольфраме. Завидую. Уснуть, когда состязание в полном разгаре, когда артисты, ревя в три горла, пытаются переорать друг друга…

Я был полностью на стороне Владимира Набокова, который в 1934 году после венской премьеры поставил «Тангейзеру» убийственный диагноз: «Такое впечатление, что неожиданно запели ожившие картонные доспехи». С тех пор, на мой взгляд, мало что изменилось: те же картонные доспехи и утробные голоса, словно певцов душат в пустой бочке из-под квашеной капусты. Та же подкупленная клака. И те же партерные эстеты-меломаны, восторженные, шумные, неуемные, которые после каждого акта до красноты отбивают ладони и дурными голосами ревут: «Браво!!!»

Не понять мне многого. Видно, не дано. Ненавижу Вагнера. Я вообще многих ненавижу. И не только композиторов. Вчера возненавидел таксиста. Потому что он повез меня кружным путем. Невинный обман, обычный для таксиста. Но я его тут же возненавидел. Даже задрожал от ярости. Так недолго превратиться в мизантропа. А что? Совсем не плохая перспектива. Только сделаю исключение для так называемой лучшей половины человечества, хотя именно женщины заслуживают ненависти больше всего.

Боюсь, пройдет совсем немного времени, и я возненавижу себя. Все идет к этому. Начало положено: во время бритья я каждый день вижу не себя, а мертвую голову Бублика. Таким образом, я каждое утро брею ненавистное лицо мертвеца. Только и разницы, что ухо пока на месте.