Пришло время второй гипотезы происхождения Гомера, более сложной, но одновременно и более логичной. Для этого надо объединить все умения рапсода воедино, призвав для этой цели еще одного писателя - Джонатана Свифта. Есть у него одна интересная книга, именуемая "Путешествия в некоторые отдаленные страны мира в четырех частях: сочинение Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а затем капитана нескольких кораблей". Думаю, намек вы поняли. Теперь по порядку.
Предположим, Гомер не просто бывал в Схерии, но родился где-то неподалеку от нее, если не в самой столице феаков, а стало быть, он финикиец или карфагенянин, что тогда значило примерно одно. Почему не коринфянин - вполне понятно. Будь он чужаком: купцом, послом или воителем, - едва ли стал бы описывать в таких изумительно интимных подробностях город, в последнем случае и подавно, пример уже был приведен в самой поэме, когда Одиссей рассказывал о разграблении киконов. Но даже прельстись он Схерией, вряд ли бы смог получить доступ к самым потаенным обычаям дворца, особенно, связанным с женской половиной, а ведь и они ему ведомы. Именно поэтому Батлер посчитал Навсикаю автором поэмы - это вполне укладывается в то идиллическое восприятие острова, которое встречается в пятой песне. Столица без оружия, но с великим флотом самых быстроходных судов известного мира, лишь Посейдон и тот может воспротивиться им, что и делает, но уже после того, как один из них доставит Одиссея на Итаку. Общество без условностей и догм: сама царевна умащивает рабынь после купания, а отец Алкиной радушием и простотой больше похож на старого знакомого. Богатая страна, гордящаяся торговыми отношениями, а не войсками и серебром. Каков разительный контраст с Итакой, вроде бы родиной героя, но как странно выглядит она в описаниях Гомера. Да, дворец захвачен женихами, но и без них он завешан оружием, а комнаты полны тайных ходов, по которым только и можно спастись от возможных захватчиков. Рабы будто тени, стоило случиться несчастью, и они охотно предают хозяев, один Эвмей остается верен Одиссею. Да и будь Гомер жителем Итаки, сюжет строился бы иначе, он куда больше походил бы на приключения Гулливера, в конце которых Одиссей мог бы воздать хвалу вослед за другим мореходом и спеть осанну своим многомудрым чужакам гуингнгнмам. Но не восхищение мы встречаем у автора, а тихую грусть, можно сказать, ностальгию по давно утерянному краю.
Тут уместно вспомнить, что же значит имя рапсода. Оно двузначно, многие видели в нем первое значение - "слепец", но оно не единственное. Второе, несколько менее распространенное, но ничуть не менее верное в нашем случае - "узник". А значит, картина могла выглядеть примерно так.
Гомер родился на Сицилии, но не эллином, а карфагенянином, феаком. Возможно, в самой столице, возможно, в пригороде. Но, как бы то ни было, в начале пути он стал врачом. Вместе с командой много путешествовал, бывал в разных местах как самой будущей империи, так и в пределах еще не завоеванных ей. Встречался и с будущими соперниками своего отечества, не всегда эти рандеву носили мирный характер. Карфагеняне перед греко-пуническими войнами старались не ввязываться в конфликты с заведомо превосходящей силой: коринфяне старались брать числом, высаживаясь будто саранча, отвоевывая всеми способами новые земли и основывая там поселения. Ведь, как ни покажется странным, Коринф - это сельскохозяйственная держава, а уже потом торговая, прямая противоположность Карфагену. Потому и в новооткрытые колонии коринфские галеры и диремы везли сперва крестьян, илотов и солдат, а уже потом купцов и ремесленников. Но это не значит, что Карфаген уступал земли бескровно. Конфликты были, не всегда серьезные, но локальные стычки возникали и на Сицилии, за которую через век начнется настоящая резня. Гомер, видимо, поучаствовал в прелюдии греко-пунических войн.
Он или был аристократом, или удостоился за свои навыки такой чести. Ведь помимо владения познаниями в медицине, Гомер должен быть еще и рапсодом и музыкантом. Подыгрывая себе на кифаре, он врачевал и душевные раны, повествуя о былых походах и дальних странах, о далекой отчизне и добрых ее жителях, вынужденных тесниться и терпеть невзгоды от прибывавших с востока варваров.