Естественно, вызвали «скорую», причем дважды: Пранделли с мобильника и Тимоти Дорн, хозяин заведения, — по телефону из своего кабинета. Парамедики прибыли через две с половиной минуты, провели на месте необходимые реанимационные мероприятия, убедились, что доктор Кольбер мертв, и увезли тело в университетский госпиталь, где с помощью самых современных методов врачи попытались Кольбера «оживить», но успеха не достигли. Пранделли, естественно, поехал в больницу следом за «скорой» и оказался первым, кому врачи сообщили печальную новость.
В кафе во время описанного трагического происшествия находилось восемнадцать посетителей плюс двое официантов, плюс бармен, плюс две камеры наблюдения, одна из которых была направлена в сторону, где сидели за столиком Пренделли и Кольбер. Записи камеры в точности соответствовали рассказу Пранделли и двух других посетителей, которых недели две спустя после похорон нашел и расспросил полицейский детектив Сильверберг в присутствии эксперта-криминалиста Розенфельда.
Вечером того же дня Сильверберг с Розенфельдом пили пиво в «Быстром протоне» за столиком, за которым не так давно сидели двое физиков. Сильверберг был недоволен и настроен скептически, Розенфельд — задумчив.
— Зря время потеряли, — бурчал Сильверберг, заедая пиво рыбным салатом. — Во всем тебе мерещится криминал. Здесь-то что? Кольбер умер от разрыва аневризмы аорты и сосудов, Том утверждает это определенно. Что тебя смущает, ты так и не объяснил. Сомневаешься в компетентности патологоанатома?
— Нет, — коротко ответил Розенфельд, разрезая на части большой кусок отбивной.
— Тогда какого…
— Стоп! — поднял вилку Розенфельд. — Том, между прочим, в том же эпикризе утверждает, что аневризма… цитирую по памяти… «имеющая сложный характер, затрагивающий не только аорту, но прилегающие к ней сосуды. Разрыв произошел в пяти местах…»
— Ну и что? Том говорит, это случается, хотя и редко.
— Кольбер проходил обследование в прошлом году, — напомнил Розенфельд. — Никаких проблем с сердцем или с сосудами.
— Том говорит, что и это возможно.
— Да что ты со своим Томом! — рассердился Розенфельд и отодвинул тарелку. — Я не разбираюсь в медицине, но не тебе спорить со мной, когда речь идет о математике. В данном случае — о теории вероятностей.
— Я и не спорю, — благодушно отозвался Сильверберг, приканчивая салат и жестом показывая Бену принести еще пива. — Видишь, поддался на твою провокацию и порасспрашивал кое-кого из свидетелей. Даже запись камеры наблюдения проверил, на что не имел официального разрешения, поскольку никаких…
— Да-да, — нетерпеливо перебил Розенфельд. — Теперь ты будешь по гроб жизни меня укорять.
— Не буду, — примирительно сказал Сильверберг, принимая из рук Бена две большие кружки. — Расскажи лучше про теорию вероятностей. Это из-за нее умер Кольбер?
— Можно и так сказать. Смотри. Тот вид аневризмы, из-за которой он умер, — явление очень редкое, так? Один шанс на пятьдесят тысяч. Обычно аневризму легко обнаруживают при стандартных обследованиях. У Кольбера не нашли ничего, а если ты скажешь, что врачи проявили халатность, я не поверю.
— Не скажу.
— Значит, аневризма возникла не ранее, чем несколько месяцев назад.
— Это невозможно?
— Возможно. Но такая сложная — маловероятно. Это медицинская сторона. Перейдем к психологической.
— А с ней-то что не так?
— В институте говорят, что Кольбер и Пранделли были непримиримыми противниками.
— Послушай, — рассердился Сильверберг. — На что ты намекаешь? Пранделли довел коллегу до того, что…
— Ни на что я не намекаю, — перебил Розенфельд и сделал знак Бену принести кофе. — Но, с точки зрения теории вероятности, естественная смерть Кольбера именно в это время и в этом месте настолько маловероятна, что невольно приходит мысль о чьих-то намеренных действиях.
— Работа в полиции, — заметил Сильверберг, — заставляет тебя даже в перемене погоды видеть чьи-то преступные намерения. Кстати, посмотри, какая туча. Может пойти дождь, хотя синоптики предсказывали солнечный день. Явно кто-то специально…
— Ладно. — Розенфельд допил кофе и поднялся. — Я тебя не убедил, ты меня не переубедил. Если бы это дело кто-нибудь направил мне на экспертизу…
— Медицинскую? — ехидно спросил Сильверберг.
— …я написал бы, что вижу в смерти Кольбера преступный умысел.
— Ты начитался детективов. — Сильверберг тоже поднялся и кивнул Бену, чтобы тот принес счет.
— А тебе просто не хочется разбираться, — буркнул Розенфельд.
Друзья вышли на улицу. Дождь уже начал накрапывать, и они поспешили по машинам. Выезжая со стоянки, Розенфельд опустил стекло и крикнул:
— Поспрашивай Тома о сердечных ядах!
Что ответил Сильверберг и ответил ли вообще, Розенфельд так и не узнал.
Сильверберг не собирался заниматься глупостями; фантазии Розенфельда, по его мнению, только мешали работе. Однако, встретив пару дней спустя Шелдона в коридоре полицейского участка, Сильверберг неожиданно для себя спросил:
— Том, как по-твоему, мог Кольбер умереть от сердечного яда?
Патологоанатом думал в это время о чем-то другом и не сразу сосредоточился на заданном вопросе.